Православное Обозрѣнiе

Издание Русской Православной Зарубежной Церкви

№ 28 Сентябрь 1959 г.

к оглавлению

МАЛОЕ ОТКРОВЕНIЕ

Во время одного изъ своихъ посѣщенiй приходовъ моей спархiи я въ одномъ изъ нихъ имѣлъ замѣчательную встрѣчу, о которой мнѣ и хочется написать на страницахъ этого журнала, потому что, по моему глубокому убѣжденiю, совершенно неожиданно, Господь устами простого некнижнаго чсловѣка благоволилъ отвѣтить мнѣ на вопросъ. который всѣхъ насъ такъ сильно волнуетъ.

Послѣ Божественной литургiи и обычнаго обѣда въ приходскомъ домѣ, я зашелъ осмотрѣть подвальное помѣщенiе храма и тамъ встрѣтилъ церковнаго сторожа, который занимаетъ въ этомъ помѣщенiи маленькiй скромный уголокъ и живетъ тамъ вотъ уже болѣе пятнадцати лѣтъ подвижнической жизнью, не принимая ни отъ кого ни одной копейки денегь, не истративъ ни одного гроша на себя, питаясь и одѣваясь исключительно тѣмъ, что приносятъ ему прихожане этого храма.

Исторiя этого дивнаго старца для всѣхъ насъ чрезвычайно поучительна и, хотя языкъ его чудной повѣсти и представлялъ какую-то смѣсь русскихъ, украинскихъ, полъскихъ и исковерканныхъ англiйскихъ словъ, но сила и выразительность ихъ поражали меня своей библейской красотой, и онъ, самъ не сознавая того, часто говорилъ словами дровнихъ пророковъ и Псалтири.

Мнѣ невольно iiриiiомнилось дивное житiе иреп. Марiи Египетской, въ которомъ Великая, никогда не умѣвшая читать и никогда не читавшая Св. Библiи, отвѣчала святому старцу Зосимѣ буквально словами Священнаго Писанiя, ибо. какъ она сама сказала, Слово Божiе живое и дѣйственное. само учитъ знанiю человѣка. Итакъ, начнемъ нашу повѣсть.

Благочестивыи старецъ сеи прибылъ въ эту страну лѣтъ сорокъ тому назадъ.  Какъ многiе изъ нашихъ соотечественниковъ тогда и теперь, изумленный богатствомъ страны и возможностью обогащенiя, онъ неудержимо отдался этому стремленiю и сталъ уклоняться огь путей Божiихъ.

Трудясь на рубкѣ лѣса, онъ но давалъ своему тѣлу никакого покоя, работая отъ зари до зари, не покладая рукъ даже въ воскрссные и праздничные дни.

Была весна. Наступили прекрасные дни, и вдругъ онъ вспомнилъ о Пасхѣ Xристовой, отъ которой не можетъ отказаться ни одно iiравославное русское сердце даже въ саыые мрачные грѣховные дни своей жизни. Но захваченный въ водоворотъ такого неистоваго труда, живя и работая въ лѣсу, онъ потерялъ всякiй счетъ днямъ и недѣлямъ и только гдѣ-то въ тайникѣ своего сердца ощущалъ близость этого Великаго Дня. Онъ спросилъ своихъ товарищей по работѣ, когда наступаетъ день Св. Пасхи, но они, какъ иновѣрцы, не могли ничего сказать ему.

И вотъ какъ-то, по обязанностямъ своей работы, онъ прибылъ въ одно неболъшое селенiе и тамъ встрѣтилъ своихъ соотечественниковъ отъ которыхъ узналъ, что православыая Пасха прошла уже двѣ недѣли тому назадъ. Эта вѣсть страшно поразила его и онъ въ простотѣ своего сердца, сталъ думать: "Если Богъ меня не наказалъ, за то, что я работалъ въ такой великiй день, то значитъ — Бога нѣтъ". Эта мысль не отступала отъ него ни день, ни ночь, принимая огромные размѣры. Она поглотила всего его и, какъ молотъ, съ какимъ-то дьявольскимъ ритмомъ, стучала въ его головѣ: "Бога нѣтъ, Бога нѣтъ, Бога нѣтъ" ...

И туть съ нимъ случилось странное происшествiе. Былъ прекрасный солнечный день. Онъ вышелъ на лѣсную поляну и взглянулъ на чудное блѣдно-голубое сѣверное канадское небо, какъ вдругъ внезапно кто-то сверху ударилъ его по плечамъ съ такой силой, что онъ даже присѣлъ. И тутъ онъ почувствовалъ, что онъ не одинъ, что кто-то мрачный и гнетущiй нераздѣльно находится съ нимъ и обнимаетъ его какъ бы всѣмъ своимъ существомъ. Съ того дня онъ потерялъ сонъ, потерялъ аппетитъ, а въ душѣ своей ощущалъ истинный адъ. Такое состоянiе становилось все хуже и хуже и онъ началъ заговариваться.

Здѣсь мы хотимъ отмѣтить его замѣчательное описанiе его одержимости, которое вполнѣ соотвѣтствуетъ ученiю святыхъ отцевъ объ этомъ грустномъ состоянiи души.

—  Я, — говорилъ мнѣ старецъ, —  не   потерялъ   своего  разсудка, прекрасно понимая   все,   что   вокругъ меня говорилось и дѣлалось. Но каждый разъ,   когда  я  хотѣлъ сказать что-нибудь разумное, языкъ мой, гортань моя и уста мои мнѣ не   повиновались   и, исполняя чужое  приказанiе,   произносили  безумныя   слова,  переплетенныя  съ ругательствами. Все это я прекрасно понималъ, видѣлъ и безконечно страдалъ. Въ особенности мнѣ было тяжело, когда я начиналъ молиться въ своемъ сердцѣ. Тогда все мое  тѣло   начинало   извиваться  и изгибаться, и часто я былъ вынуждаемъ прекращать молитву,   чтобы остановить свое видимое безумiе.

—  Когда  я   складывалъ пальцы для крестнаго знаменiя, — продолжалъ мой старецъ, — то ни приблизить ихъ ко лбу,  ни лобъ къ нимъ, я не могъ. Какъ ни напрягался я, какъ ни силился перекреститься, только лишь потъ выступалъ у меня на лбу и я чувствовалъ,  какъ  какая-то  неимовѣрная упругая мрачная сила не давала мнѣ осѣнить себя святымъ крестомъ.

—  Иногда мнѣ становилось легче, и я съ iiоспѣшностью  творилъ на себѣ крестное знаменiе, какъ бы воруя его у кого-то.

По свидѣтельству св. отцевъ, бѣсъ не можетъ войти въ самую душу человѣческую, проникнуть въ ея сущность, потому что она создана по образу и подобiю Божiю. Попущенiемъ Божiимъ, онъ можетъ въ одержимомъ имъ человѣкѣ засѣсть, какъ разбойникъ, въ область находящуюся между душой человѣка, отдающей приказанiя по своему желанiю, и членами тѣла, исполняющими эти приказанiя души, своей госпожи. Эту область дьявольской засады можно смѣло назвать нервной системой, которое приводитъ все тѣло въ движенiе. Такжиъ образомъ, совершенно справедливо даже медицина одержимыхъ людей называетъ нервно больными.

Но  не   будемъ  уклоняться   отъ нашей повѣсти.

У него были кое-какiя сбереженiя, всего около 300 долларовъ, что по тѣмъ временамъ было не малой суммой. Это дало ему возможность ходить по разнымъ врачамъ, которыхъ онъ умолялъ или исцѣлить его, или лишить жизни. Иногда онъ выходилъ на работу, но чаще все время лежалъ.

—  И вотъ однажды, когда я лежалъ на постели.   —   продолжалъ свой дивный разсказъ этотъ дивный старецъ, — я вдругь услышалъ голосъ, голосъ не человѣческiй, голосъ,  который  я  слышалъ  всѣмъ своимъ существомъ, но это былъ все же настоящiй голосъ — звучный, острый, точный:

—  Твой врачъ тамъ на небѣ. Ты долженъ  сказать  съ  кѣмъ ты хочешь быть: съ Богомъ или съ этимъ, который сейчаеъ съ тобой?    _

Въ отвѣтъ на эти слова я какъ бы весь превратился въ крикъ и жалобно возопилъ:

—  Съ   Богомъ.   Xочу   быть   съ Богомъ. — И тотъ же голосъ снова прозвучалъ:

—  Чтобы быть съ Богомъ, надо исполнять Его  заповѣди и каяться въ своихъ грѣхахъ, а грѣховъ у тебя очень много.

Не зная къ кому мнѣ обращаться, я отвѣтилъ:

—  Господи. Я исповѣдывался не разъ въ своихъ грѣхахъ.

—  Нѣтъ.  Ты  не каялся въ своихъ грѣхахъ. Ты просто говорилъ священнику свои грѣхи безъ покаянiя.    Священникъ    только    Мой свидѣтель, и  нужно  говорить  ему свои грѣхи и Богу открывать своө сердце и каяться въ своихъ грѣхахъ передъ Богомъ,  передъ  Матерью Божiей и передъ святыми. У тебя же много   грѣховъ.   Вспомни ихъ. Подумай.

Тутъ я обратился къ своей памяти, но сколько я ни напрягалъ свой умъ, не могъ ничего припомнить. И я отвѣтилъ Говорившему мнѣ, что я ничего не помню. Три раза голосъ понуждалъ меня вспомнить всѣ свои грѣхи, три раза я напрягалъ свой умъ, но вспомнить ничего не могь.

Тогда грозно и повелительно, словно огромный колоколъ, сталъ звучать во всемъ моемъ существѣ, голосъ какъ бы самого Бога:

—  А ты помнишь, когда ты былъ ребенкомъ, ты ослушался свою мать. А когда ты былъ юношѣй, помнишь, ты совершшгъ этотъ грѣхъ (и Онъ назвалъ  этотъ грѣхъ мой).   —  И голосъ сталъ пѣречислять всѣ мои безчисленные грѣхи.

Со мной же происходило что-то воистину чудесное, ибо каждый разъ когда голосъ называлъ грѣхъ, для меня исчезало время и я переносился въ то мѣсто, гдѣ какъ бы сейчасъ совершалъ его снова. Я ни только не могъ ничего возразить въ свое оправданiе, но по мѣрѣ того, какъ все это происходило, я сталъ подниматься съ своего ложа и въ трепетѣ палъ ницъ на землю, заливаясь слезами. И единетвенно, что я могъ произнести, было: "Господи, помилуй".

Не знаю, сколько времени пролежалъ я рыдая на землѣ. Но голосъ снова какъ бы пробудилъ меня:

— Теперь иди и кайся. Но сначала запрись въ своей комнатѣ, три дня ничего не ѣшь и громко говори Богу всѣ указанные тебѣ грѣхи свои. Въ концѣ же третьяго дня пойди къ священнику, исповѣдуйся ему и Богу и причастись Св. Таинь. Послѣ этого ты еще три года будешь страдать, но не такъ сильно, а послѣ семи лѣтъ Я самъ буду направлять тебя.

Все это я со тщанiемъ исполнилъ какъ велѣлъ мнѣ голосъ. Но какъ разскажу тебѣ, Владыко, какъ тяжело было мнѣ приступить къ св. исповѣди. Но милосердный Господь помогь мнѣ и я изблевалъ всѣ свои грѣхи изъ души своей. И священникъ и я плакали вмѣстѣ. На другой день я приступилъ къ Св. Тайнамъ. Меня и тутъ преслѣдовала злая сила, но не такъ ужъ упорно. Наконецъ я причастился и неизреченная радость стала входить въ меня, постепенно очищая меня отъ головы до ногь. Я весь былъ охваченъ такимъ счастьемъ, такимъ блаженствомъ, что не выдержавъ я туть же при всѣхъ въ церкви палъ ницъ и сталъ рыдать. Меня уже знали какъ потерявшаго разумъ н поэтому мое поведенiе и на этогь разъ не вызвало никакого удивленiя, и только тѣмъ рѣдкимъ молящимся, еще не знавшимъ меня и обративнгамъ на меня вниманiе, объяснили: "Это сумасшедшiй".

—  Затѣмъ вставъ,  я  устремилъ свой взоръ на икону Спасителя, но чудеснымъ   образомъ   св. ликъ закрылся отъ меня нѣкимъ покрываломъ, и тотъ же голосъ снова прозвучалъ:

—  Вспомни, что Я тебѣ сказалъ — тебѣ три года еще нужно каяться и немного страдать, ибо у тебя есть еще грѣхи, оть которыхъ ты долженъ  отступиться.   Помни,   что теперь ты больше не самостiйникъ, а русскiй человѣкъ. Вотъ Я возвеличу Православiе въ землѣ русской и оттуда оно возсiяетъ на весь свѣтъ.

—  Господи, — дерзнулъ я возразить Говорившему мнѣ, — какъ же это будетъ, когда тамъ коммуна?

—  Коммуна исчезнеть и развѣется, какъ прахъ отъ вѣтра.

— Но зачѣмъ же она существуетъ сейчасъ, если она должна исчезнуть? — вопросилъ я.

— Для того, чтобы сдѣлать въ Россiи одинъ народъ, съ однимъ сердцемъ и одной душой, и, очистивъ его огнемъ, Я сдѣлаю его Моимъ народомъ, вторымъ Израилемъ.

Но туть я посмѣлъ возразить:

—  Господи, но какъ же это можетъ быть, когда столько лѣтъ тамъ люди не слышать слова Божiя, у нихъ нѣтъ даже книгъ и они ничего не знаютъ о Богѣ?

—  Вотъ и хорошо, что они ничего не знаютъ, потому что, когда они услышатъ слово Божiе, тогда всѣмъ сердцемъ своимъ, всею душой своей примутъ его. А здѣсь многiе изъ васъ ходятъ въ церковь, но каждый вѣритъ по своему и въ гордости своей не принимаеть чистой православной вѣры. Горе имъ, ибо они готовятъ себя на сожженiе. Вотъ Я простру десницу Сврю и Православiе изъ Россiи возсiяетъ на весь свѣтъ, и настанеть такое время, когда дѣти тамъ будутъ носить на плечахъ своихъ камни для постройки храмовъ. Рука Моя крѣпка и нѣтъ такой силы ни на землѣ, ни на небѣ, которая бы противостала ей.

—  Вотъ смотри, —  прозвучалъ голосъ и я вдругъ увидѣлъ какъ бы всю Россiю, всѣ ея границы, осѣненныя и  огражденныя   большими дубовыми свѣтящимися крестами.

—  А съ тобой  Я  сдѣлаю такъ, что   ты   будешь  каждый  день  въ церкви и ты ни въ чемъ не будешь имѣть нужды, пока не выйдешь изъ тѣла своего и не нридешь ко Мнѣ. Не бойся, тебя никто не тронетъ. Подними руку твою и тронь Меня. И какъ ты не можешь тронуть Меня, такъ и къ тебѣ никто не прикоснется.

Тутъ я спросилъ Господа, въ какую церковь мнѣ идти. Спросилъ потому, что въ этомъ городѣ было много разныхъ церквей: унiатская, украинская и пр. Но голосъ мнѣ сказалъ:

—  Я  этихъ  церквей  не  знаю, ибо въ нихъ не живетъ Духъ Мой.

— И голосъ указалъ мнѣ на этотъ храмъ, въ которомъ я и живу до сего дня.

Всю эту дивную повѣшъ передавалъ мнѣ старецъ, обливаясь слезами, да и я самъ не могъ слушать ее безъ слезъ.

—  Мнѣ люди часто говорятъ, — продолжалъ старецъ, — что я святой. Но какой я святой. Я, Владыко, самый мерзкiй человѣкъ и непрестанно  прошу   Господа,  чтобы Онъ дозволилъ мнѣ лечь у ногъ Его, какъ песъ ложится  у  ногъ  своего хозяина. Я говорю Господу: "Господи, какъ человѣкъ, который бросается въ воду, чтобы утонуть, такъ дай мнѣ утонуть въ любви Твоей. И если когда нибудь грѣхъ станетъ предо мною и я захочу протянуть къ нему руку свою, то, молю Тебя, убей меня, но не дай мнѣ согрѣшить". Когда я молился такъ, я услышалъ голосъ:

—  Твоя  молитва угодна   Богу, потому что ты предiiочитаешъ смерть грѣху.

Разсказалъ мнѣ также этотъ старецъ что во время своихъ покаянныхъ трудовъ онъ далъ обѣтъ Богу никогда ничего не нринимать изъ пищи по пятницамъ и долгое время онъ исполнялъ этотъ взятый на себя подвигъ. Но однажды онъ былъ въ домѣ одного священника и ему пришлось сказать послѣднему что онъ по пятницамъ обѣщалъ ничего не ѣсть. Священникъ сталъ его разубѣждать, указывая на его слабое здоровье и совсѣмъ было убѣдилъ отказаться отъ этого поста. Вернувшись домой онъ вдругъ очень захотѣль напитъся воды. Взявъ чашку онъ наполнилъ ее водой, поднесъ къ устамъ, но тутъ же съ нимъ произошло что-то совсѣмъ невѣроятное — чашка съ водой прильнула къ его рту, но какая то невѣдомая сила не позволяла ему напиться. Онъ вдругъ услыхалъ голосъ — пей, что же ты не пьешь? — Я силился наклонить чашку, локоть мой былъ свободенъ и я его все время поднималъ но рука моя съ чашкой оставалась скованной. Три раза голосъ мнѣ предлагалъ напиться и три раза я дѣлалъ невѣроятныя усилiя, но рука моя оставалась какъ бы взятая въ сильнѣйшiе тиски. Тогда голосъ мнѣ сказалъ: "теперь ты видишь, кого надо тебѣ слvшаться".

Разсуждая о послѣднемъ случаѣ, я увидѣлъ въ немъ преподанный всѣмъ намъ пастырямъ урокъ: въ наши дни страшнаго отступленiя, отъ Xриста и оскудѣнiя вѣры мы должны поддерживатъ всякое выраженiе благочеетiя въ народѣ или въ отдѣльномъ вѣрующемъ человѣкѣ и не только его не убѣждать оставить взятый на себя подвигъ, но помогать ему совѣтами и наставленiями продолжать его со всякой разсудителъностью и мудростью.

Да не усумнится никто въ истинности всей этой трогательной повѣсти и да не подумаетъ, что все разсказанное въ ней есть плодъ больного воображенiя старика, находящагося въ прелести. Все можетъ поддѣлать дiаволъ, но никогда онъ не сможетъ дать намъ почувствовать самыхъ великихъ добродѣтелей христiанскихъ: смиренiя, кротости, умиленiя, потому что будучи самъ нераскаянной гордынею, полнымъ антиподомъ этихъ добродѣтелей онъ не способенъ преподать то, чего самъ совершенно не имѣетъ. Во всемъ ликѣ нашего старца на всемъ разсказѣ его лежiтъ эта Божiя печать смиренiя, глубокаго покаянiя и кротости.

Этими словами онъ закончилъ свою дивную повѣсть и мы съ нимъ скоро разстались. Все, что онъ говорилъ мнѣ, я записалъ. Многiя слова мнѣ пришлось измѣнить, но смыслъ и строй всего сказаннаго, я переедаю совершенно точно, ибо "Тайну цареву скрывать хорошо, дѣла же Божiи открывать славно" (Товит. XII, 7).

Епископъ Виталiй

к оглавлению

в начало

Copyright by Orthodox Digest  1959