Православное Обозрѣнiе № 54

В начало

 

ФОРДЕВИНДЪ

(ПОПУТНЫЙ ВЬТЕРЪ).

Новый журнал подпоiьной Литературы въ СССР.

Фордевиндъ I

1981

 

 

Бл. Августинъ, Епископъ Иппонiйскiй

 

«Иже не поклонишася звѣрю, ни иконѣ его, и не прiяша начертанiя на челѣ или руцѣ своей». (Апок. 20. 9). Мы долж­ны понимать совмѣстно о живыхъ и мертвыхъ. Упоминаемый здѣсь звѣрь можетъ быть и предметомъ особаго изслѣдованiя; однакоже правой вѣрѣ не противорѣчитъ разумѣть подъ нимъ самый нечестивый градъ и народъ невѣрныхъ, враж­дебный народу вѣрному и Граду Божiю. Иконою же его, по моему мнѣнiю, называется притворство его въ тѣхъ, т. е. людяхъ, которые вѣру какъ будто исповѣдуютъ, но живутъ какъ невѣрные. Ибо они изображаютъ изъ себя не то, что они на самомъ дѣлѣ, и называются не истиннымъ видомъ, а ложнымъ подобiемъ христiанина. Къ тому же само­му звѣрю относятся не только открытые враги имени Хри­стова и славнѣйшаго Его Града, но и тѣ плевелы, которые въ концѣ вѣка должны быть собраны отъ Его Царства, подъ которымъ разумѣется Церковь. А эти, непоклонившiеся ни звѣрю, ни его иконѣ, кто они, какъ не тѣ, которые исполняютъ слова Апостола: «не тяните одно ярмо съ невѣрными» (2 Кор. 6. 1). Они не поклоняются ему, т. е. не сочувствуюгь, не подчиняются, не прииимаютъ начертанiя, т. е. клейма преступленiя, на челѣ ради исповѣданiя, на рукѣ ради дѣлъ. Чуждые этого зла, они, при жизни ли еще въ этой смертной плоти, или по смерти, царствуютъ уже со Христомъ и теперь извѣстнымъ, соотвѣтствующимъ настоящему времени образомъ во весь тотъ перiодъ, который обозначается числомъ тысяча лѣтъ.

 

«О Градѣ Божiемъ» кн. 20 гл. 9.

 

Пусть только помнитъ Она (Церковь), что и среди самыхъ враговъ Ея скрываются будущiе граждане; и не считаетъ безполезнымъ для нихъ того, къ чему они, пока не сдѣлались исповѣдниками, относятся враждебно; также точно и Градъ Божiй, доколѣ странствуеть въ этомъ мiрѣ имѣетъ своихъ враговъ; соединенкыхъ съ нимъ общенiемъ таинствъ, но не имѣющихъ наслѣдовать жребiя святыхъ, которые та­ковы отчасти тайно, отчасти явно; послѣднiе не колеблются даже роптать на Бога, Которому клялись; вмѣстѣ съ врагами наполняя съ ними театры, а съ нами Церкви.

«О Градѣ Божiемъ» кн. 1 гл. 25.

 

 

Духовная побѣда Русскаго народа»

 

Историки обычно считаютъ Куликовскую битву началомъ освобожденiя Русскаго народа отъ татаромонгольскаго ига. Другiе относятъ это начало къ еще болѣе раннему перiоду — къ мудрой политикѣ Ивана Калиты.

 

Но христiанскимъ взоромъ мы видимъ, что переломъ наступилъ гораздо раньше — съ того момента, когда Князь Михаилъ Черниговскiй и его бояринъ Феодоръ отказались исполнить языческiй ритуалъ татаръ: поклониться огню и кусту. Князь Михаилъ, будучи вызванъ Батыемъ въ орду, на требованiе поклониться богамъ отвѣтидъ: «Царю, которому покорила Землю Русскую десница Всевышняго, я готовъ по­клониться, но твари христiанину, чтущему Одного Христа, поклониться не подобаетъ».

 

Но вѣдь тамъ же въ Ордѣ были другiе русскiе князья, нѣкоторые весьма достойные, заступники за землю Русскую, напримѣръ, Борись Ростовскiй. И все же они кланялись огню и кусту и умоляли Князя Михаила пощадить себя, обѣщая грѣхъ его взять на себя. И, думается, что если бы только такiе были у насъ князья, то Русь, возможно, была бы унич­тожена, поглощена татаромонгольской державой.

 

Но князь Михаилъ отвѣтилъ: не желаю быть христiаниномъ только по имени, а поступать какъ язычникъ».

 

Батый убилъ князя Михаила и боярина Феодора, но уже незыблемость силы татарства дала трещину; и слѣдующаго, дерзнувшаго повторить подвигъ св. мучениковъ, Батый не убилъ — это былъ Св. благовѣрный князь Александръ Невскiй.

 

Вотъ въ чемъ сила Христiанскаго сопротивленiя, отъ котораго великiя царства даютъ трещину и, затѣмъ, разруша­ются: не кланяться огню и кусту.

Кто у насъ кланяется огню и кусту? — это официальные идеологи Московской Патрiархiи, исповѣдующiе «богословiе мiра» и «богословiе революцiи», а также тѣ, кто позволяетъ своимъ дѣтямъ вступать въ комсомолъ и пiонеры.

 

 

Спасъ ли Митрополитъ Сергiй Церковь?

 

Многiе до сихъ поръ еще придерживаются мнѣнiя, что будто бы Митрополитъ Сергiй спасъ Церковь отъ разгрома, опубликовавъ пресловутую декларацiю о лойяльности, и что будто бы благодаря этой декларацiи у насъ есть храмы, ду­ховенство, возможность прiобщенiя Св. Тайнъ и пр..

 

Исторiя Церкви въ послѣреволюцiонный перiодъ не даетъ никакихъ основанiй для подобнаго мнѣнiя. Мы видимъ активную религiозную жизнь епархiй (несмотря на гоненiя), большое количество храмовъ (несмотря на множество и закрытыхъ), словомъ, мы наблюдаемъ церковную жизнь, не умерщвляемую, а, наоборотъ, активизирующуюся въ обстановкѣ начатыхъ гоненiй со стороны безбожниковъ.

 

При этомъ Церковь была лойяльна с точки зрѣнiя, при­нятой въ любомъ правовомъ государствѣ. Но Она не была лойяльна съ точки зрѣнiя коммунистическаго государства, т. к. Она не исповѣдывала коммунизма.

Въ этой обстановкѣ Митрополитъ Сергiй опубликовываеггь декларацiю, призывающую Церковь къ «лойяльности». Тѣмъ самымъ онъ возводить клевету на Церковь, обвинивъ ее въ нелойяльности, и даетъ поводъ государству преслѣдовать за «нелойяльность» противниковъ декларацiи.1)

Суть этой клеветы заключалась въ томъ, что Митр. Сергiй подмѣнилъ юридическое понятiе лойяльности понятiемъ лойяльности, какъ вѣрности и солидарности съ коммунисти­ческой идеологiей.

 

Естественно, поэтому, что у декларацiи нашлись против­ники.

 

Однако, власти, задавшись цѣлью искоренить всякую религiозность вообще, преслѣдовали не только противни­ковъ декларацiи, но и ея сторонниковъ. Тѣ и другiе въ подавляющемъ большинствѣ оказались въ концентрацiонныхъ лагеряхъ или же были замучены и разстрѣляны. Храмы за­крывались. Нѣкоторые священнослужители уходили въ под­полье. Самъ Митрополитъ Сергiй ожидалъ ареста со дня на день. Церковь была близка къ уничтожению.

 

Въ этой обстановкѣ начинается война съ Германiей.

 

Сталинъ, съ одной стороны, испугался влiянiя на народъ политики Гитлера въ отношенiи Православной Церкви, ко­торой на оккупированной территорiи возвращалась полная свобода; съ другой стороны, возможно, что въ душѣ Сталина пробудилось — не будемъ говорить религiозное чувство, но какоето подобiе суевѣрнаго страха, (вспомнимъ, что Ста­линъ когдато былъ семинаристомъ).

 

Как бы то ни было, но Сталинъ рѣшилъ примириться съ Церковью и призвать Ее на помощь. Онъ прекратилъ преслѣдованiя не столько вѣрующихъ, (ихъ продолжали, хотя и въ меньшей степени, но все же притѣснять), сколько ду­ховенства. Вновь открывались Храмы и семинарiи.

Теперь представимъ себѣ, что декларацiи Митр. Сергiя не было бы. Подъ воздѣйствiемъ тѣхъ же страховъ, вызванныхъ войной съ Гитлеромъ, Сталину пришлось бы прими­риться съ существовавшей безкомпромиссной въ идейномъ отношенiи Церковью. Совѣтской власти не удалось бы поста­вить значительную часть духовенства (особенно высшего) на службу коммунистической идеологiи и ея цѣлямъ. Распола­гая значительными средствами, Церковь могла бы противостоять безбожнымъ и антихристiанскимъ идеологiямъ не только въ проповѣдяхъ отдѣлъныхъ священниковъ въ отдѣльныхъ храмахъ, но и въ широкой печати (хотя бы въ той степени, въ которой всѣмъ этимъ располагаетъ, напримѣръ, Православная Церковь въ Сербiи или Католическая въ Польшѣ. Церковь могла бы заниматься активной благотво­рительностью. (Она могла бы, напримѣръ, имѣть свои боль­ницы, и, быть можетъ, даже свои школы). Средства и дѣятелыюсть Церкви не контролировались бы государствомъ по крайней мѣрѣ въ предѣлахъ юридической лойяльности. Но самое главное, у насъ не было бы еретичествующихъ Iерарховъ и т. н. «богослововъ», подмѣняющихъ Христианскую Истину коммунистической идеологiей.

 

 

Левъ Тихомировъ о нацiональномъ вспросѣ.

 

Въ статьѣ «Что значить жить и думать порусски» Л. Ти­хомировъ развиваетъ мысль о томъ, что «племенной эгоизмъ» не есть принадлежность собственно русскаго образа мышленiя. Поэтому, въ частности, «... человѣкъ не русскаго племени нерѣдко можетъ быть скорѣе названъ русскимъ, чѣмъ иной потомокъ московскихъ бояръ...». Русское госу­дарство — опдотъ Православiя. «Именно это ... дѣлаетъ русскiй народъ великимъ мiровымъ народомъ»... Нѣтъ ни одного крупнаго дѣятеля русской мысли и государственно­сти, который бы не свидѣтельствовалъ и въ самомъ себѣ и въ своемъ словѣ, что русская нацiональность есть нацiональность, никогда не замыкавшаяся въ кругу племенныхъ интересовъ». Миссiя Россiи — это Православiе. Если Россiя отка­жется работать на пользу всеобщую, (которая есть Право­славiе), она теряетъ всѣ свои права мiровой нацiи».

 

Левъ Тихомировъ писалъ свою статью еще въ тѣ вре­мена, когда Православное Государство не было разрушено. Поэтому, во исполненiе общечеловѣческой миссiи Левъ Ти­хомировъ считалъ справедливымъ гегемонiю Русскаго на­рода.

 

Трудно сказать, насколько правъ былъ Л. Т. въ этомъ именно пунктѣ своего разсужденiя. Однако, въ наше время какаялибо гегемонiя русскаго народа не можеть быть оправ­дана Православной миссiей, т. к. Православнаго государства уже не существуеть. Тѣмъ не менѣе Русская Церковь и под­линно русскiе продолжаютъ миссiю несенiя въ мiръ русскаго образа мышленiя, который не отдѣлимъ отъ Христiанскаго интернацiонализма, чуждаго узко племеннымъ интересамъ. Примѣчательны въ этомъ отношенiи слова Преосвященнаго Архiепископа Виталiя (Русская Зарубежная Церковь) по по­воду Хиротоиiи Епископа Марка, Мюнхеяскаго и ЮжноГерманскаго: «Вл. Маркъ язилъ собой примѣръ того, какъ надо принимать Православiе, т. е. подобно Патрiарху Аврааму выйти изъ своего народа и прiобщиться къ другой культурѣ и понятiямъ. Когда новообращенный полностью освободил­ся отъ всѣхъ своихъ прежнихъ историческихъ и нацiональныхъ пред став ленiй, тогда, черезъ послушанiе Церкви, онъ становится полноправнымъ членомъ, его нацiональность перестаетъ имѣть значенiе и самъ онъ дѣлается цѣннѣйшимъ апостоломъ для своего собственнаго народа. Преосвященный Маркъ съ успѣхомъ вступилъ на путь этого подвига и теперь сможетъ принести своему народу огромную пользу».

 

Какъ радостно, что несмотря на исчезновенiе Русскаго Государства, какъ опоры Православiя, Христiанокая Русская Церковь продолжаетъ нести тотъ свѣтъ, который Русская нацiя прiобрѣла за годы существованiя этого Государства. Она сдѣлала своимъ образомъ мышленiя, своей нацiональной особенностью, полное отверженiе племенного нацiонализма:

 

«И для чего ты гордишься отечеетвомъ, когда Я повелѣваю тебѣ быть странникомъ всей вселенной, когда ты мо­жешь содѣлаться такимъ, что весь мiръ не будеть тебя достоинъ? Откуда ты происходишь, — это такъ маловажно, что сами языческiе философы не придаютъ этому никакого значенiя, называютъ внѣшнимъ и отводятъ послѣднее мѣсто» (Св. Iоанн Златоустъ. Творенiя. т. 7 стр. 96, СПБ 1901).

 

«Мы же теперь слышимъ, — пишетъ Левъ Тихомировъ, — иной разъ требованiе правъ русскаго племени не потому, что это нужно для другихъ и для всего человѣчества, а про­сто потому, что для русскаго племени выгодно все забрать себѣ. Это настроенiе и точка зрѣнiя, противъ которой вопiетъ вся русская исторiя, вся жизнь русскаго народа, всѣ лучшiе его мыслители и дѣятели...

 

Намъ говорятъ, напримѣръ, что русскiй народъ имѣетъ право устроить семинарiи для себя и не пускать въ нихъ ни­кого, кромѣ русскихъ...2)

 

Да развѣ дѣло только въ правѣ? Вѣдь русскiй народъ имѣетъ извѣстную цѣль своей жизни, не для себя одного онъ живетъ. Какаянибудь иноземная колонiя въ СанктъПетербургѣ или въ Москвѣ можетъ устраивать гимназiю для своихъ членовъ. А Россiя въ мiрѣ не иностранка, она дѣятельная участница всечеловѣческой жизни. Не имѣло бы ни малѣйшаго смысла, если бы она отбросила заботу о распространенiи своего умственнаго и иравственнаго влiянiя на другiе народы и племена.

 

И ужъ особенно непонятно было бы это въ отношенiи религiозномъ. Россiя — носительница христiанской миссiи, дѣла Божiя. Какъ же она откажется отъ религiознаго воздѣйсйгвiя на другiе народы?

 

Нельзя не замѣтить поразительнаго сходства нацiональной узости иныхъ нашихъ патрiотовъ съ тою еврейскою нацiональною психологiей, которую обличали пророки. Въ узкихъ понятiяхъ патрiотизма и у насъ понятiе о вѣрѣ нынѣ смѣшивается съ понятiемъ о племени, и русскiй народъ пред­ставляется живущимъ вѣрою только для самого себя, въ эгоистической замкнутости. Но такое воззрѣнiе внушается не христiанскимъ, а еврейскимъ духомъ.

 

Русскiй народъ имѣетъ великiя заслуги въ христiанскомъ дѣлѣ именно потому, что всегда признавалъ себя не собственникомъ христiанства, а слугой, самъ ему служилъ, а не его заставлялъ служить себѣ. Въ этомъ отношенiи историческая русская нацiональность является антиподомъ историческаго еврейства, которое, вопреки указанiямъ пророковъ всегда стремилось отождествить вѣру съ этническимъ элементомъ, считало себя «избраннымъ» только потому, что составляло извѣстное племя. Но намъ, христiанамъ, извѣстно, что чада Авраамовы считаются не по плоти. Какъ же намъ воскрешать въ своей вѣрѣ еврейскую точку зрѣнiя, да еще при этомъ воображать побѣдить евреевъ, усваивая ихъ духъ.

 

У всякой нацiональности, въ смыслѣ историческаго культурнаго типа, есть свои сильныя стороны. Есть они и въ

 

 

 

еврействѣ. Но никакая мiровая нацiя не можетъ завидовать той силѣ, какую имѣютъ евреи и которая чужда высоты и благородства. Даже лучшiе элементы самого еврейства все­гда отшатывались отъ нее и переходили къ намъ въ христiанскую культуру, высота которой привлекаетъ всякую высо­кую душу. Намъ ли брать примѣръ съ евреевъ, отказываясь отъ того, что составляетъ нашу силу, и отъ того, что именно и значить жить и думать по русски?

 

Но вѣдь мы становимся слабы именно потому, что забываемъ свои основы и иачинаемъ воздвигать свою храмину не на нихъ. А стоя твердо на свонхъ основахъ, мы неодоли­мы, и ужъ конечно, сильнѣе еврейства. Наши же основы не исключають дѣйствiя рѣшительнаго и грознаго, но они исключаютъ всякую несправедливость, всякiй узкiй эгоизмъ и тѣмъ паче не допускаютъ отверженiя завѣтовъ Христова ученiя, которое есть не только истина, но въ то же время — единственная незыблемая опора нашей силы».

 

Московскiя Вѣдомости 1911 № 179.

 

 

СОЛЬ   ЗЕМЛИ.

 

Св. Феодоръ Эдесскiй писалъ: «Напрасно мудрецы при­роды обольщаются пощенiями, какiя совершаютъ, думая своею силою истребить грѣхъ, упраздняемый только Божiимъ хотѣнiемъ: ибо онъ упраздненъ силою тайны Крестной. Потомуто и свѣтильникъ Церкви Iоаннъ Златоустый гово­рить, что недостаточно человѣческаго произволенiя самого по себѣ, если не получить помощи свыше. Равно ни мало не успѣютъ и при небесной помощи, когда не достаетъ произ­воленiя».

 

«Распятiе Христово, — писалъ Еп. Феофанъ (Загворникъ), — радость и отрада всѣхъ грѣшниковъ. Грѣшиику, пришедшему въ чувство своей грѣховности, и всеправедной правды Божiей, некуда укрыться, кромѣ какъ подъ сѣнь креста. Здѣсь принимаетъ онъ удостовѣренiе, что ему нѣтъ прощенiя, пока онъ одинъ стоить предъ Богомъ со своими грѣхами и даже со слезами о нихъ. Одно для него спасенiе — въ крестной смерти Господа. На крестѣ рукописанiе всѣхъ грѣховъ разодрано. И всякiй, кто принимаетъ это съ полною вѣрою, дѣлается причастнымъ этого таинства помилованiя». Господь искупилъ насъ на Крестѣ и, тѣмъ самымъ, заключилъ съ человѣчествомъ Новый Завѣтъ — Завѣтъ Искупленiя. Но Новый Завѣтъ и Завѣтъ Ветхiй органически сое­динены въ Искупленiи.

 

«Не думайте, что Я пришелъ нарушить законъ или пророковъ: не нарушить пришелъ Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вамъ: доколѣ не прейдетъ небо и земля, ни одна черта не прейдетъ изъ закона, пока не исполнится все». (Матф. 5. 1718).

 

Такъ же какъ въ Ветхомъ Завѣтѣ праведники не дости­гали Рая своею праведностью, такъ и мы не достигаемъ его своими сгаранiями. Но эти старанiя — как бы знаки нашего пройзволенiя, видя которые Господь спасаегь насъ.

 

Преп. Ефремъ Сиринъ пишетъ: «Подними только руку (на дьявола). Господь увидитъ, что ты поднялъ руку и помбжетъ тебѣ».

 

Эти пройзволенiя въ нѣкоторомъ смыслѣ дисгармонируютъ или могутъ дисгармонировать съ Божественной Благо­датью. Такъ напримѣръ, какъ пишетъ Еп. Феофанъ (Затворникъ): «первоначально подвизающiйся какъ бы особымъ образомъ питаетъ свою самость». Это написано о монашескомъ образѣ подвизанiя и тѣмъ болѣе касается мiрянъ., Здѣсь сходство съ тѣмъ, какъ если бы сынъ неумѣло помогалъ от­цу, но отецъ изъ воспитательныхъ цѣлей принималъ бы и хвалилъ помощь сына. Поэтому Господь говорить:

«Такъ и вы, когда исполните все повелѣнное вамъ, говорите: «мы рабы ничего нестоящiе; потому что сдѣлали, что должны были сдѣлать». (Лук. 17.10).

Велико было произволенiе монашествующихъ, когда съ побѣдой христiанства надъ язычествомъ они не умалили своихъ подвиговъ (которые первоначально возникли какъ бы вынужденно: въ результате бѣгства нѣкоторыхъ отъ гоненiй, напримѣръ, Преп. Павелъ), но, наоборотъ, къ этому перiоду относится развитiе «большой пустыни», разцвѣтъ монашества, т. к. Божественная помощь въ духовномъ дѣланiи возрасла для тѣхъ, кто сталъ «солью земли» въ христiанскомъ мiрѣ, побуждая христiанъ не удовлетворяться внѣшнимъ благочестiемъ и сознавать свои слабости въ сравненiи съ болѣе ревностными.

 

Еще пустынножительство было въ зачаточномъ состоянiи и не приносило такихъ плодовъ Божественной благодати, когда «солью земли» для языческаго мiра были Святыя му­ченики.

 

Въ наше время мы призваны противостать нехристiанскому окруженiю, языческой идеологiи, показать, что мы не идемъ съ нимъ однимъ путемъ. Здѣсь и естественно вытекающiя изъ обстоятельствъ ограниченiя. Мы не должны, напримѣръ, позволять своимъ дѣтямъ вступать въ антихристiанскiя организацiи (пiонеры, комсомолъ); не должны имѣть въ домахъ телевизоръ, (который не только приносить вредъ сугубымъ «прелыденiемъ очесъ», но и показываетъ наше равнодушiе къ гибнущимъ людямъ, если мы используемъ ихъ для своего развлеченiя) и, вообще, избѣгать какихълибо зрѣлищъ, которыя зачастую стали настолько позорными, что непосѣщенiе ихъ само собою разумѣется для каждаго христiанина.

 

Такимъ образомъ въ наше время достиженiе спасенiя быть можетъ, въ чемъто легче, чѣмъ въ обществѣ христiанскомъ по причинѣ локализировавшагося зла. Въ пророчествахъ Святыхъ Отцовъ о концѣ мiра говорится, что во вре­мена антихриста великой награды будутъ удостаиваться тѣ, кто только не приметь печатей антихриста. Эта награда будетъ не меньшей, чѣмъ у великихъ святыхъ.

 

Какъ же можемъ мы, люди одиннадцатаго часа, нерадѣть о ставшемъ болѣе легкимъ спасенiи? Вѣдь чѣмъ легче исполненiе заповѣди, тѣмъ большее осужденiе за неисполненiе. Блаженный Августинъ такъ говорить о тяжести нарушенiя заповѣди первыми людьми:

 

«... заповѣдь о невкушенiи одного рода пищи тамъ, гдѣ было такое обилiе другихъ родовъ ея, была такою легкою для соблюденiя, и такою краткою для удержанiя въ памяти, что нарушенiе ея было тѣмъ большею несправедливостью, чѣмъ легче могла она быть исполнена».

 

Напрасно называютъ «духовными» и «молитвенниками» тѣхъ дѣятелей Московской патрiархiи, которые, допустивъ недопустимые компромиссы съ иехристiанскимъ окруженiемъ, отказались отъ назначенiя быть солью земли. Имъ не хватаетъ прсизволенiя. Они не подняли руку на дьявола. Болѣе того: нѣкоторые изъ нихъ заключили съ нимъ союзъ.

 

Поэтому, въ своихъ пощенiяхъ и молитвахъ — они «муд­рецы природы». Однако, нѣкоторые считають ихъ даже болѣе духовными и большими молитвенниками, чѣмъ тѣхъ, которые основный силы ума и сердца употребляюгь на то, чтобы не отрѣчься христiанской вѣры. Чѣмъ объяснить та­кое впечатлѣнiе? Быть можетъ однимъ любопытнымъ явленiемъ, которое описалъ Преп. Макарiй Египетскiй.

 

«Если кто, — писалъ онъ, — принуждаетъ себя къ молитвѣ, ставя цѣлiю возобладать благодатной молитвой, — но при этомъ не принуждаетъ себя ни къ кротости, ни къ смиренiю, ни къ любви, ни къ прочимъ заповѣдямъ Господнимъ, и даже не имѣетъ заботы ни усилiя, ни цѣли, насколь­ко это во власти произволенiя и свободной воли, стяжать эти душевныя качества, то случается, по мѣрѣ его просьбы, ему отъ Духа даруется благодатная молитва ради его успокоенiя и радости, но въ душѣ этотъ человѣкъ остается тѣмъ же самымъ, что и былъ до того... Въ немъ нѣтъ ни вѣры въ Бога, ни упованiя на Него, поскольку онъ не зналъ, и не испытывалъ себя въ этомъ отношенiи и не трудился, въ скорби ища отъ Бога крѣпкую вѣру въ Него и истинное упованiе».

 

Еп. Феофанъ (Затворникъ)

Возможно, и молитва Iисусова есть, и теплота есть, а молитвы настоящей нѣтъ. Какъ не странно, а бываетъ такъ!

 

 

О   СМЕРТИ

 

Сознанiе своей смертности и личное самосознанiе таинственнымъ образомъ связаны. У атеиста обычно не развито личное самосознанiе. Его теоретическая убѣжденность въ подномъ исчезновенiи собственной личности не подкрѣплена, поэтому, 'осознанiемъ этого факта. Онъ представляетъ смерть какимъто сномъ. лишеннымъ видѣнiй, но, тѣмъ не меыѣе жизнью во снѣ. Но смерть это не жизнь. Для того, чтобы представить полное исчезновенiе личности атеисту можно предложить слѣдующiй эксперимента:

 

Пусть онъ потрудится сосредоточить свое сознанiе на томъ, что онъ — это дѣйствительно онъ, т. е. что онъ дѣйствительно существуетъ. Не всякому это удастся вслѣдствiе духовнаго отупѣнiя.

 

Пусть, затѣмъ, въ согласiи со своей вѣрой атеистъ представитъ, что онъ, т. е. его «Я», его личность — навсегда исчезнетъ. Въ зависимости отъ того насколько глубоко удалось сосредоточиться на своей личности, результаты будутъ слѣдующiе:

 

1)  Отказъ отъ атеизма и замѣна подсознательной иллюзiи послѣсмертнаго сна сознательной иллюзiей, напр., вѣрой въ переселенiе душъ или «въ безсмертный атомъ мозга» (вѣра Цiолковскаго) или чтонибудь въ этомъ родѣ.

 

2) Безумiе. Въ психiатрической больницѣ я видѣлъ од­ного такого человѣка. Онъ былъ молчаливъ и сосредоточенъ. Послѣ инъекцiи разслабляющаго препарата, онъ становился разговорчивымъ. Тема всегда была одна.  «Вотъ  здѣсь, — обращался онъ къ сосѣдямъ, — десять кроватей. Но, пройдетъ время, разное время, и вмѣсто нихъ будутъ десять гробовъ».

 

3)  Смерть въ результате мозгового истощенiя или рас­пада.

 

Итакъ, смерть одно, когда о ней говорятъ, и другое, ко­гда она приходить.                                                         

 

Господь побѣдилъ смерть. Онъ побѣдилъ то, что Выше человѣка (то, что не можетъ вмѣстить и разумъ человѣческiй) и что, поэтому, самъ человѣкъ не могъ побѣдить.

 

Поэтому намъ, Христiанамъ необходима поддержка въ прiобщенiи къ тому, что выше насъ — къ побѣдѣ надъ смертью въ Тѣлѣ и Крови Господа нашего Iисуса Христа.

 

Докторъ К.

 

 

 

РАЗМЫШЛЕНIЯ   О  ПОЭЗIИ.

 

Не малое число христiанъ считало и считаютъ Пушкина христiанскимъ поэтомъ и ищутъ доказательствъ въ мысляхъ, характерахъ и образахъ, запечатлѣнныхъ въ его стихахъ.

 

Такъ, напримѣръ, говоря о «Цыганахъ» видять христiанскiе настроенiя поэта въ образѣ стараго цыгана, который обра­щается къ герою со словами: «оставь насъ, гордый человѣкъ». (Вспомнимъ, однако, что гордость Алеко въ данномъ случаѣ выразилась въ убiйствѣ жены за прелюбодѣянiе — актъ, не каравшiйся законами Византiйской Имперiи). Вооб­ще, отношенiе къ гордости у Пушкина не носить христiанскаго характера, хотя иногда онъ и используегь христiанство въ цѣляхъ выраженiя своихъ, подчасъ порочныхъ воззрѣнiй. Такъ напримѣръ. въ поэмѣ «Домикъ въ Коломнѣ» показана нѣкая молодая графиня, которая въ храмѣ «моли­лась гордо. Съ Кѣмъ была горда!» Антиподомъ графини яв­ляется, однако, молодая простолюдинка, «негордый» характеръ которой выражается, повидимому въ томъ, что она прiютила въ домѣ гусара подъ видомъ горничной. Поэтъ обвиняетъ также въ гордости тѣхъ великосвѣтскихъ дамъ, которыя не въ примѣръ другимъ не были благосклонны къ его амурнымъ домогательствамъ: «И надъ бровями надпись ада: оставь надежду навсегда». Самъ поэтъ, какъ нзвѣстно, не страдалъ отсутствiемъ гордости (гордости — уже въ христiанскомъ смыслѣ). Онъ былъ «невольникомъ чести».

 

Даже если забыть о кощунственной поэмѣ, въ которой Пушкинъ, повидимому, искренне раскаялся, то все равно онъ представляется намъ полнокровнымъ языческимъ поэтомъ, возвращающимъ насъ къ античному мiросозерцанiю. Спра­ведлива, повидимому, косвенная характеристика, данная Пу­шкину Константиномъ Леоитьевымъ: «Великiй Байронъ и Ге­те (Пушкинъ по/духу середина между ними) оба глубоко безнравственные | и въ высшей степени чувствительные. Они оба на эстетическое чувство дѣйствуютъ неотразимо! Гор­дость, отвага, страстность, сила воли, физическая красота и физическая сила; тонкое сладострастiе; какоето скрытое во всемъ языческое богословiе прекраснаго въ реальной жизни; глубокiй аристократизмъ мiровоззрѣнiя — вотъ сомнитель­ная сторона у Гете и Байрона... (они) для христианства истинного очень вредны. Они могутъ, пожалуй, къ нему при­вести человѣка путемъ психическихъ антитезъ, какъ привела къ нему языческая эстетика весь Римъ и всю Грецiю. Но не иначе. Я знаю по опыту моего собственнаго литературнаго сердца — какимъ горькиыъ способомъ — такая поэзiя — приводитъ къ Богу и Христу».

 

Напрасно ищутъ въ поэзiи Пушкина какъ таковой, исто­ки его обращенiя (въ определенной степени) къ Христiанству. Мы не найдемъ ничего христiанскаго въ его поэзiи до тѣхъ поръ, пока нѣкоторые намеки на него стали появляться безъ всякой связи съ предыдущимъ литературнымъ опытомъ. Это свидѣтельствуетъ о томъ, что не сама поэзiя (какъ часто думаютъ христiанскiе почитатели Пушкина) оказывала на его душу благопрiятное воздѣйствiе, но что это воздѣйствiе оказывалось независимо отъ его искусства, возможно вопреки ему, но, конечно, оставляло слѣдъ и на поэтическомъ творчествѣ.

 

Попытки найти истоки этой эволюцiи въ самомъ творче­ствѣ связаны съ абсолютно невѣрнымъ (съ точки зрѣнiя христiанства) взглядѣ на искусство, какъ на непосредственное проявленiе божественной благодати. Такой взглядъ свойствененъ язычеству (особенно античному) и вполнѣ воспри­нять магометанствомъ.

 

Подобный взглядъ на искусство былъ не чуждъ и само­му Пушкину. Несомнѣнно, что подъ влiянiемъ своего генiальнаго творчества поэтъ не могъ долго оставаться убѣжденнымъ атеистомъ, т. к. онъ не могъ не чувствовать «божественнаго» (какъ ему казалось) происхожденiя искусства. Отъ этого ощущенiя было столь же далеко до христiанства, какъ и отъ атеизма, однако роднило поэта съ йагометанствомъ. Чувственная, лишенная христiанской мѣры, форма подсказываетъ намъ, что изъ этихъ ощущенiй, а не христiанскихъ, написанъ знаменитый Пророкъ. Тема Пророка взволновала поэта и тѣмъ, что ош> могъ легко увидѣть въ пророкѣ и аллегорiю самого поэта, какъ онъ покималъ его назначенiе, поддаваясь магометанскому мiроощущенiю.

 

Если искать у Пушкина религiозныхъ чувствъ, вытекающихъ изъ самой поэзiи, то эти чувства всецѣло на сторонѣ эллинскаго язычества или магометанства. Тѣ, кто ищетъ у Пушкина симпатiй христiанству въ основной (по протяжен­ности) перiодъ его творчества, могли бы гораздо легче найти симпатiй къ Магомету и мусульманами («Подражанiя Ко­рану»).

 

Здѣсь нужно сдѣлать одну оговорку. Изслѣдуя психологiю поэтическаго творчества, мы не можемъ не замѣтить присущую свѣтскимъ (не христiанскимъ поэтамъ) театраль­ность, т. е. описанiе какъ бы отъ себя чувствъ, вовсе не свойственныхъ поэту въ реальности, либо поэтически гиперболизированныхъ. Въ какойто мѣрѣ это можно отнести и къ «Подражанiю Корану», но въ гораздо большей степени и съ большимъ основанiемъ къ якобы христiанскимъ симпатiямъ Пушкина. Мы не говоримъ пока о послѣднемъ перiодѣ его творчества.

 

И все же мы можемъ въ этомъ туманѣ поэтической теат­ральности и вымышленныхъ чувствъ найти тотъ поворотъ къ христiанству, который произошелъ, не вытекая органически изъ самой поэiзiи, но даже вопреки ей.

 

Можно предполагать, что Пушкинъ испугался безумiя. («Не дай мнѣ Богъ сойти съ ума»). Не такъ безопасно было играть эллднскимъ язычествомъ въ христiанскую эпоху, ко­гда чувства каждого христiанина должны были быть подчи­нены христiанству, а не Аполлону, истребляя языческiй комплексъ осознанiя себя служителемъ поэтическаго культа и внося, тѣмъ самымъ, въ искусство не только христiанскую тематику (что может быть и чисто внѣшиимъ), но особенную художественную умѣрениость, не способствующую разженiю тонкаго сладострастiя, сладостнаго приггягиванiя духовныхъ очей. Христiанское искусство, способное къ удовлетворенiю наивысшихъ эстэтическихъ требованiй оставляетъ душу сво­бодной отъ этихъ чуждыхъ эмоцiй, какъ примѣръ мы видимъ въ канонической иконописи. Другой примѣръ это ри­сунки дѣтей, если только дѣтская душа не успѣла развратить­ся подъ воздѣйствiемъ неправильнаго эстетическаго воспитанiя.

 

Вернемся къ Пушкину. Чѣмъ одареннѣе поэтъ, чѣмъ глубже его эмоцiй, тѣмъ силыiѣе онъ долженъ чувствовать на самомъ себѣ душевредное дѣйствiе аполлонова служенiя. То что было допустимо и какъ бы естественно для эпохи дохристiанской, то стало совершенно противоестественно для душъ, запечатлѣнныхъ благодатью Святаго Крещенiя. Эта дисгармонiя естественно могла привести къ безумiю. Такъ пострадалъ, напримѣръ, выдающiйся поэтъ и предшественникъ Пушкина — Константииъ Батюшковъ. Батюшковъ былъ влюбленъ въ эллинизмъ. Почувствовавъ ослабленiе душевныхъ силъ, онъ не воспринялъ это какъ знакъ необходимости коренного измѣненiя эстетическихъ вкусовъ или даже, быть можетъ, оставленiя вовсе искусства. Онъ тяготился этимъ ослабленiемъ: «Я похожъ на человѣка, который не дошелъ до цѣли своей, а несъ онъ на головѣ красивый сосудъ, чѣмъто наполненный. Сосудъ сорвался съ головы, упалъ и разбил­ся вдребезги. Поди, узнай теперь, что въ немъ было». Это безсильное сожалѣнiе вело поэта все ближе къ безумiю. Но передъ наступленiемъ окончательная затмѣнiя разума поэтъ призывадъ Имя Спасителя.

 

Понятна здѣсь и трагедiя Н. В. Гоголя. Безумiе не смогло овладѣть имъ. Онъ выбралъ путь (единственно возможный для него) отказа отъ литературнаго творчества. Однако, ду­ша его была измучена колебанiями. Совѣты, подаваемые ему духовными лицами были неоднородны. Наряду съ прямымъ путемъ, которымъ велъ его отецъ Матвѣй, были и совѣты вродѣ: «быть художникомъ, но христiанскимъ». Гоголь не зналъ путей къ христианскому искусству и не могъ восполь­зоваться голословнымъ совѣтомъ.

 

У Пушкина проясненiе христiанскаго сознанiя отмѣчено рѣзкимъ измѣненiемъ формальной стороны стихосложенiя. Трудно узнаiть былого Пушкина въ такихъ стихахъ, какъ:

 

«Забывъ и рощу и свободу,

 невольный чижикъ надо мной

 зерно клюетъ и брызжетъ воду

И пѣснью тѣшится живой».

 

или:  

 

« Ходить во полѣ коса,

зеленая полоса

вслѣдъ за ней ложится.

Ой, ходи моя коса, Сердце веселится.»

 

На этомъ спадѣ поэтической чувственности, объясняю­щемся, повидимому не только пробуждающимся христiанскимъ сознанiемъ, но и просто поэтическимъ возрастомъ (хо­тя при этомъ мастерство поэта отнюдь не умалилось) и были написаны стихотворенiя, который можно считать въ нѣкоторой мѣрѣ христiанскими (дѣлая м. б. скидку на остатки поэ­тической театральности), какъ: «Отцы пустынники», «Странникъ» и др. немногочисленный строки и стихотворенiя.

 

Отвѣчая отцу Павлу Флоренскому на его статью объ Александрѣ Блокѣ, въ которой о. Павелъ аргументиро­ванно усматриваетъ въ поэзiи Блока демонизмъ и «космическую прельщенность», Бердяевъ защищаетъ Бдока на томъ основанiи, что «космическая прельщенность свойственна во­обще всѣмъ поэтамъ. Теоретически это конечно не такъ. Вполнѣ возможны поэтическiя произведенiя чуждыя косми­ческой прелыценности и болѣе близкiе къ духовной поэзiи Царя Давида. Однако практически свѣтскiе поэты почти все­гда запечатлѣны этой прелыценностью (мы не говоримъ здѣсь о тѣхъ христiанахъ, которые отнюдь не мечтая о себѣ, какъ о поатахъ, позволяютъ своему сердцу выражать христiанскiя чувства въ безхитростной поэзiи), даже тогда, ког­да они пытаются выразить прiемами языческаго искусства, чувства и образы, взятые изъ области христiанской. «Не пѣли бы они пѣсенъ на рѣкахъ вавилонскихъ», — говорилъ о таковыхъ Еп. Игнатiй Брянчаниновъ, умудренный самъ поэтическимъ опытомъ, знавшiй и Пушкина и Батюшкова,

 

Остается вопросъ: вредна ли поэзiя Пушкина? Это очень непростой вопросъ. Она безусловно вредна настолько, на­сколько отвлекаетъ отъ небеснаго христiанскаго и привязываетъ къ земному, плотскому, языческому. Но на фонѣ на­ступавшего упадка поэзiя Пушкина можегь приносить и ча­стичную пользу благородностью и аристократизмомъ вкуса. Поэтому, Конегантинъ Леонтьевъ въ уже цитированномъ на­ми письмѣ прибавляетъ (къ своей характеристикѣ Байрона, Гете и Пушкина), что такая поэзiя все же лучше «музы мести и печали» (подразумѣвая Некрасова). Поэтому польза или вредъ поэзiи Пушкина должны оцѣниваться по принципу предпочтенiя меньшаго зла. Вспомнимъ, также, что Св. Василiй Великiй рекомендовалъ юношеству извлекать пользу изъ древней эллинской поэзiи, если эта молодежь не могла еще воспринимать Священное Писанiе. Въ древней эллинской поэзiи, согласно Св. Василiю Великому, можно найти полезныя примѣры величiя духа. Возможно, что отчасти это мож­но отнести и къ Пушкину съ той лишь разницей, что древнее общество жило въ подсознательномъ ожиданiи Спасителя, и ихъ эстетика имѣла большее право на существованiе, чѣмъ осколки хотя бы и той же эстетики, проникшiе невѣдомымъ образомъ въ мiръ христiанскiй.

Чѣмъ объяснить такое проникновенiе (съ точки зрѣнiя Промысла Божiя)? Тѣмъ ли, что оно попущено съ учетомъ нашей духовной слабости для огражденiя отъ болѣе дикой въ духовномъ отношенiи культуры; или же для стимулированiя новой фазы раздѣленiя культуры на христианскую и анти христианскую?

 

Но во всякомъ случаѣ очень опасно видѣть въ языческихъ поэтахъ поэтовъ христiакскихъ и искать христiанства въ ихъ поэзiи. Тѣмъ болѣе нелѣпа идея воспитанiя христiанскаго мiро'ощущенiя на основѣ подобнаго искусства.

С.

 

Примѣчанiе

 

Въ 1830 г. Пушкинымъ было написано стихотворенiе «Въ началѣ жизни школу помню я», очень схожее по формѣ и настроенiю съ болѣе поздними его стихами. Въ этомъ стихотворенiи видно осознанiе поэтомъ бѣсовскаго характера эллинскаго прельщен! я и, быть можетъ, если только и здѣсь не игралъ роль извѣстиый поэтическiй наигрышъ, оно можеiтъ быть принято за первую исповѣдь души. Во всякомъ случаѣ оно свидѣтельствуеть о меиѣе глубокомъ и болѣе театральномъ, чѣмъ у Батюшкова отношенiи къ эллинскому соблазну, что, возможно, также сыграло впослѣдствiи поло­жительную роль въ духовкой эволюцiи поэта. Можно пред­положить, что опъ былъ менѣе привязанъ къ искусству, чѣмъ Батюшковъ и потенцiально былъ болѣе готовъ пожертвовать этимъ развлеченiемъ для Истины.

 

 

 

КРАСНЫЯ   ВОЛНЫ.

 

«... и третья часть моря сдѣлалась кровью. И умерла третья часть одушевленпыхъ тварей, живущихъ въ морѣ ...» (Откр. 8. 8  9).

 

Въ одномъ издаваемомъ для дѣтей научнопопулярномъ журналѣ я какъто прочелъ слѣдующее:

 

«Неожиданно съ моря на берегъ хлынули волны необык­новенно краснаго цвѣта. Все живое — рыбы, крабы, моллю­ски, попавшiе въ таинственныя красныя волны, мгновенно погибало. На берегу скопилось столько дохлой рыбы, что невозможно было дышать, Рабочiе порта (дѣло происходи­ло на побережьѣ Мексиканскаго Залива) были вынуждены бросать работу: ихъ душилъ кашель, изъ глазъ текли слезы. Бѣдствiе длилось тридцать дней. Въ морѣ вездѣ плавала дохлая рыба. Берегъ на 400 километровъ былъ завалеыъ тру­пами рыбъ».

 

Я написалъ объ этомъ (упомянувъ и объ Апокалипсисѣ) одному старому спецiалнстугидробiологу. Вотъ что онъ мнѣ отвѣтилъ:

 

«Твои выписки соотвiiтствуютъ дѣйствительности. Въ иностранной литературѣ описано это явденiе — массовая ги­бель рыбъ и другихъ обитателей моря отъ «красныхъ приливовъ». Оно случается довольно часто въ разных районахъ мiрового океана. Причины, обычно, такiя: Выходъ на поверх­ность глубинныхъ водъ приноситъ бiогенныя соли; на по­верхности много тепла и свѣта, что способствуетъ массовому развитiю микроскопической водной планктонной флоры, имѣющей обычно красный цвѣтъ. Водоросли въ ночное вре­мя только дышать, не фотосинтезируютъ, и потребляютъ весь кислородъ изъ воды. Животные задыхаются. Потребля­ется кислородъ и при отмиранiи водорослей».

 

Прочитавъ это, я зспомыилъ, что въ различныхъ иаучныхъ публикацiяхъ мнѣ встрѣчались прогнозы о будущемъ потепленiи океаническихъ водъ, въ результатѣ чего восхожденiе къ поверхности глубинныхъ водъ будетъ увеличивать­ся. Слѣдоваiтелыю, и описанное явленiе будетъ прiобрѣтать все большiе масштабы.

 

 

 

Фордевиндъ

1981

2.

 

УДИВИТЕЛЬНО равнодушiе Западныхъ Церквей къ чудовищному, безстыдному разврату, охватившему Западный мiръ. Въ то же время большое вниманiе удѣляется т, н. «соцiальпымъ» проблемамъ, т. е. удовлетворенiю чувства зависти у менѣе имущихъ къ болѣе имущимъ при общемъ высокомъ уровнѣ жизни. Это равнодушiе ко злу при заботѣ о кажущемся благѣ сродни дѣятельности и Московской Патрiархiи, которая, якобы заботясь о «благѣ человѣчества», впадаетъ въ тяжкую ересь превращенiя Христiанства въ соцiальную доктрину. Московская Патрiархiя дѣлаетъ это подъ давленiемъ коммунистическихъ властей. Подъ давленiемъ чего дѣлаютъ то же самое западныя Цер­кви? — общественнаго мнѣнiя, которое на Западѣ является такимъ же идоломъ, какимъ на Востокѣ — коммунизмъ.

 

Какiя же цѣли преслѣдуютъ и Московская Патрiархiя и Западныя Церкви? — одну цѣль: сохранить Церковь, забы­вая при этомъ, что не они охранители Церкви, но Богъ, Ко­торый сказалъ:

 

«... и врата ада не одолѣютъ Ее» (Мф. 16,18).

 

Говорятъ иногда, что Западныя Церкви подверглись въ своемъ ученiи влiянiю Римскаго Права. Митрополитъ Сергiй, который вывелъ Московскую Патрiархiю на ея настоящiй ложный путь недопустимыхъ компромиссовъ въ вѣроученiи, разоблачалъ влiянiе Римскаго Права на Западное Христiанство. Очень похоже, что въ Римскомъ Правѣ болѣе всего не нравился ему принципъ: «Пусть погибнеть весь мiръ, но восторжествуетъ правда». Похоже также, что Западныя Церкви не находятся подъ влiянiемъ этого принципа. Если бы они руковидились имъ, они должны были бы отлучить оть Церкви всѣхъ повикныхъ въ введенiи законодательствъ, позволяющихъ чудовищный развратъ. Но они боятся по­терять паству. Московская Патрiархiя боится потерять бла­госклонность атеистической власти.

 

И Западныя Церкви и Московская Патрiархiя вовлече­ны въ т. н. «экуменическую дѣятельность», т. е. дѣятельность по объединенiю Церквей. Но теперь мы дальше, чѣмъ когдалибо отъ этой цѣли. Если раньше передъ нами сто­яла только проблема рѣшенiя догматическихъ различiй, то теперь мы далеки отъ самой этой проблемы, т. к. ее не могутъ рѣшать люди, либо не представляющiе своей паствы, либо потакающiе ея разложенiю. Если бы дѣло экуменизма удалось, то это былъ бы союзъ двухъ или болѣе компромиссныхъ группировокъ, ни съ одной стороны не имѣющихъ связи съ Церковью.

 

Если бы, однако, Московская Патрiархiя и Западныя Церкви нравственно очистились: первая — отказавшись отъ идеологическихъ компромиссовъ; вторыя — безкомпромиссно отдѣливъ истиниыхъ христiанъ оть развращеннаго нехристiанскаго окруженiя, то, возможно, очистившись такимъ образомъ, они увидѣли бы догматическiя проблемы въ нужномъ свѣтѣ (поэтому очень цѣнно, что общая ситуацiя указываетъ пути такого очищенiя) — и одно бы исправили, другое признали бы частнымъ мнѣнiемъ и упразднили бы вѣковую преграду.

 

Такимъ образомъ, нравственное очищенiе должно пред­шествовать рѣшенiю любыхъ богословскихъ споровъ. Во времена арiанства Св. Мелетiй прежде старался обратить свою арiанствующую паству на путь нравственности, чтобы затѣмъ легко ниспровергнуть въ ихъ сознанiи богохульные догматы.

С.

 

 

О демонахъ.

 

Св. Апостолъ Павелъ называетъ падшихъ ангеловъ ду­хами злобы поднебесными, а главу ихъ и княземъ власти воздушной. Падшiе ангелы разсѣяны во множествѣ по всей прозрачной ^ёзднѣ, которую мы видимъ надъ собою. Они не перестаютъ возмущать всѣ общества человѣческiя и каждаго человѣка порознь.

 

Еп. Игнатiй Брянчаниновъ. («Слово о смерти»)

 

 

Въ каждое мгновенiе быстро носятся они по всѣмъ предѣламъ обитаемаго мiра, чтобы тамъ засѣменять одно, въ другомъ мѣстѣ другое, углублять запутанныхъ въ сѣти грѣха, подновлять путы, ослабѣвшiе и порвавшiеся... Есть у этого невидимаго царства духовъ особыя мѣста — тронныя, гдѣ составляются планы, получаются распоряженiя, прини­маются отчеты съ одобренiемъ или укоромъ дѣятелей. Это глубины сатанины, по выраженiю св. Iоанна Богослова.

 

На землѣ, въ средѣ царства ихъ изъ людей, мѣста сiи суть союзы злодѣевъ, развратниковъ, особенно невѣровъ-кощунниковъ, кои дѣломъ, словомъ и писанiемъ всюду разливаютъ мракъ грѣховньш и заслоияютъ свѣтъ Божiй.

Еп. Феофанъ Затворникъ.

(«Путь ко спасенiю»)

 

 

Ёп. Феофанъ пишетъ также, что одной изъ цѣлей демоновъ является разжигать пытливость. Мы увидимъ примѣръ этого въ слѣдующемъ раздѣлѣ

 

 

 

Экипажи сатаны.

 

... Въ послiднiя времена отступать нЬкоторые отъ вѣры, внимая духамъ обольстителямъ и ученiямъ ббсовскимъ... здраваго ученiя принимать не будутъ... и отъ истины отвратятъ слухъ и обратятся къ баснямъ. (1 Тим. 4,1; 2 Тим. 4, »4)

 

«Насъ посѣщаютъ около 80 цивилизацiй» сказалъ проф. Ажажа на лекцiи о «неопознанныхъ летающихъ предметахъ» въ клубѣ Военной Академiи Фрунзе.

 

«Есть смѣшанные экипажи...»

 

«Инопланетяне посѣщаютъ насъ въ томъ видѣ, кото­рый наиболѣе доступенъ нашему воспрiятiю и пониманiю».

 

Въ послѣднемъ лекторъ не ошибся. Бѣсы являлись и въ видѣ звѣрей, и въ видѣ великановъ, карликовъ, мальчиковъэфiоповъ, въ видѣ литовскихъ воиновъ (преп. Сергiю), въ видѣ ангеловъ свѣтлыхъ, т. е. въ томъ обличiи, которое счи­тали они наиболѣе дѣйственнымъ для даннаго случая. Те­перь они любятъ являться въ видѣ инопланетянъ, зная вѣру человѣчества въ басни объ иныхъ цивилизацiяхъ, желая укрѣпить и использовать эту вѣру въ своихъ цѣляхъ. «Смѣшанными экипажами» проф. Ажажа считаетъ такiе, въ которыхъ есть сразу и великанъ и карликъ и какъ бы обыч­ный человѣкъ.

 

Кромѣ того, проф. Ажажа говорилъ о томъ, что «человѣкъ можетъ существовать и тѣлесно и въ видѣ энергетическаго  эфира».  Подобными   знанiями,  возможно,  дѣлятся съ бѣсовидцами непосредственно члены экипажей сатаны; и лжеименное знанiе, питающееся непосредственно отъ бѣсовскаго   источника,   пытается   найти   подмѣну   христiанскому ученiю о душѣ.

 

Пройдетъ время и, вѣроятно, атеистовъ уже не будетъ (или же они будутъ представлять собой небольшую группу отсталыхъ чудаковъ); христiанъ тоже, вѣроятно, будетъ очень мало; общество же будетъ состоять въ основномъ изъ поклоняющихся бѣсамъ и бѣсовидцевъ, ожидающихъ анти­христа.

 

Еще о демонахъ

 

Впрочемъ, изъ исторiи древности мы энаемъ, что бѣсы и раньше внушали иногда, что они жители иныхъ мiровъ, но избирали мѣсто своего пребыванiя нѣсколько ближе къ землѣ, чѣмъ теперь. Напр., у нѣкоторыхъ древнихъ народовъ, считалось, что эти «пришельцы» жители Сатурна. Философъ Порфирiй, — какъ пишетъ блаженный Августинъ, — зная повадки демоновъ и относясь къ нимъ отрицатель­но, считалъ, что «они по неразумiю вбираютъ въ себя влажныя испаренiя, и потому живутъ не въ эфирѣ, а въ воздухѣ, подъ луною и на самомъ шарѣ луны; но ту лживость, ту злобу и то непотребстве, коггорыя справедливо возмущали его, не осмѣливался приписывать всѣмъ демонамъ... Такому философу трудно и постигнуть и съ увѣренностью опроверг­нуть всю ту дьявольщину, которую любая христiанская ста­рушка узнаетъ сразу и презираетъ съ полной свободой». («О Градѣ Божiемъ». Кн. 10, гл. И).

 

Бл. Августинъ приводитъ мнѣнiе платоника Апулея: «Говоря о нравахъ демоновъ, этотъ же самый платоникъ утверждаетъ, что они волнуются тѣми же душевными стра­стями, какими и люди, раздражаются оскорбленiями, умило­стивляются угодливостью и дарами, любятъ почетъ... Къ нимъ относятся и предсказанiя авгуровъ, гаруспексовъ, про­рицателей сновъ; отъ нихъ же происходятъ и чудеса маговъ. Давая же имъ краткое опредѣленiе, онъ говоритъ: Демоны по роду животные, по душѣ — подвержены страстямъ, по уму — разумны, по тѣлу — воздушны, по времени — вѣчны» (тамъ же, кн. 8, гл. 16).

 

«... а самые умы демоновъ, благодаря которымъ они существа разумныя, волнуются, по словамъ Апулея, вихремъ страстей, подобно бурному морю. Ихъ нельзя сравнивать даже и съ людьми мудрыми, которые, хотя по условiямъ настоящей жизни и терпятъ такого рода душевныя волненiя, такъ какъ отъ нихъ не свободна человѣческая немощь, однако сопротивляются имъ своимъ невозмутимымъ умомъ, не соглашаясь подъ ихъ влiянiемъ одобрить или совершить чтолибо такое, что уклонялось бы отъ пути мудрости и закона правды. Ихъ можно сравнить съ людьми глупыми и несправедливыми, на которыхъ они похожи не тѣлами, 'ко­нечно, а нравами, — подвержены, какъ выражается Апулей, волненiю самого ума своего, — ни одною стороною своего духа не утверждаются на истинѣ и добродѣтели, при помо­щи которыхъ могли бы противостоять мятежнымъ и превратнымъ возбужденiямъ духа» (тамъ же, кн. 9, гл. 3).

 

Порфирiй же говорить, — продолжаетъ блаженный Августинъ, — что всевозможныя чудеса, производимыя колдовствомъ «при помощи различныхъ травъ, камней, животныхъ, извѣстныхъ какихълибо звуковъ и словъ, разныхъ выдумокъ и штукъ, даже наблюденiй надъ движенiями звѣздъ въ обращенiи неба, — все то — дѣло этихъ же самыхъ демоновъ, глумящихся надъ покорными имъ душами и обращающихъ человѣческiя заблужденiя въ потѣшныя для себя забавы» (тамъ же, кн. 10, гл. 11). «Но поелику посредсггвомъ этихъ знанiй совершаются такiя вещи, которыя, повидимому, превышаютъ человѣческiя средства, то остается предположить, что то, что предсказывается и совершается, повидимому, чудесно, какъ бы силою свыше, но не отно­сится къ почитанiю Единаго Бога, быть въ общенiи съ Которымъ составляетъ единственное блаженнотворящее бла­го, благоразумiе требуетъ считать глумленiемъ со стороны злыхъ демоновъ и лукавыми ловушками, которыя надлежитъ устранять истиннымъ благочестiемъ» (Кн. 10, гл. 12).

 

Какое различiе между знанiемъ святыхъ аигеловъ и знанiемъ демоновъ (кн. 9, гл. 22).

 

Для добрыхъ ангеловъ всякое зианiе вещей тѣлесныхъ и временныхъ, которымъ кичатся демоны, не имѣетъ значенiя; это не потому, чтобы они вещей этихъ не знали, а по­тому, что для нихъ дорога любовь Божiя, которою они освящаются. Передъ безтѣлесною, непреложною и невырази­мою красотою Бога, святою любовью къ Которому они пламенѣютъ, они считаюггъ маловажнымъ все, что ниже ея и что не она, даже въ томъ числѣ и самихъ себя; такъ что во­обще, поколику добры, они наслаждаются лишь тѣмъ благомъ, которое дѣлаетъ ихъ добрыми. Но отъ этого они даже вѣрнѣе знаютъ и это временное и измѣнчивое; потому что въ Словѣ Божiемъ, которымъ сотворено все, они созерцаютъ тѣ основныя причины, по которымъ иное одобряется, иное отвергается, все упорядочивается.

 

Демоны же не созерцаютъ въ премудрости Божiей этихъ вѣчныхъ и, такъ сказать, основныхъ причинъ, хотя по нѣкоторымъ, ускользающимъ отъ насъ признакамъ, предусматриваюггь будущее съ гораздо большимъ умѣнiемъ, чѣмъ лю­ди. Иногда они предвѣщаютъ и свои собственныя предположенныя дѣйствiя. При этомъ демоны часто ошибаются, — ангелы же никогда. Ибо иное — дѣлать догадки о временномъ и измѣнчивомъ на основанiи временнаго и измѣнч^ваго, и съ этимъ сообразовывать свою временную и измѣнчивую волю и возможность осуществить свои предположёнiя, — что въ извѣстныхъ условiяхъ попущено демонамъ; а иное предвидѣть измѣненiя временъ въ вѣчныхъ и неизмѣнныхъ законахъ Божiихъ, лежащихъ въ Премудрости Бо­жiей, и познавать по общенiю Духа Божiя волю Божiю, такъ же непреложнѣйшую, какъ и могущественнѣйшую всего, — что въ справедливое отличiе дано ангеламъ. Такимъ образомъ, послѣднiе не только вѣчны, но и блаженны. Благо же, благодаря которому они блаженны, есть Богъ, Которымъ они созданы. Въ общенiи съ Нимъ и въ созерцанiи Его они находятъ неизмѣнное наслажденiе.

 

 

Афинагоръ Афинянинъ

 

... Прежде всего неразумный и мечтательный движенiя души — то такiе, то другiе образы частiю заимствуютъ отъ вещества, частiю создають и производятъ. Это случается съ душою особенно тогда, когда она прилѣпляется къ духу ве­щества и смѣшивается съ нимъ, когда она взираетъ не на небесное и Творца вселенной, а долу, на земныя вещи, вообще на землю, какъ будто она только плоть и кровь, а не чистый духъ. Такiя неразумный и мечтательный движенiя ду­ши производить видѣнiя, соединенный съ страстнымъ влеченiемъ къ вещественнымъ изображенiямъ. Когда нѣжная и удобопреклонная душа, несведущая и неопытная въ твердомъ ученiи, чуждая истины и не постигающая Отца и Твор­ца вселенной, исполнится ложныхъ о себѣ представленiй, то обращающiеся около вещества демоны, жаждущiе жертвеннаго дыма и крови, обольстители людей, — призвавъ себѣ на помощь эти увлекающiя толпу обманчивыя движенiя ду­ши, и дѣйствуя на умы людей, внѣдряютъ въ нихъ эти видѣнiя, какъ бы они происходили отъ идоловъ и статуй.

 

 

 

ОБѣ ИСКУССТВѣ.

 

О живописи.

 

Отвѣчая одному изъ своихъ корреспондентовъ, Епископъ Феофанъ (Затворннкъ) писалъ:

 

«Ваша замѣтка объ искусствахъ ошибочна, по ошибоч­ности истолкованiя, что значитъ «красота незримыхъ божественныхъ вещей». Вамъ показалось, что этимъ означаются одни божественныя и святыя лица. Не это одно, а все бо­жественное: и мысли, и чувства, и дѣла, все что входитъ въ составъ вѣры, жизни, и обѣтованiй христiанскихъ, — и не они только, но и все сообразное съ ними и ихъ напоми­нающее. Вы выразили желанiе пропитаться мыслiю, что вы гражданка небеснаго царства... Помочь въ этомъ вамъ и всѣмъ того желающимъ лучше всего могутъ искусства, очамъ, слуху и воображенiю представляя и напоминая не­бесное...

 

Всѣ произведенiя искусства, кои не исполняютъ сего, и тѣмъ паче, кои возбуждаютъ противныя тому мысли и чув­ства, не должны быть почитаемы дѣльными. Вотъ примѣры: картинка — мальчикъ на колѣнахъ въ молитвенномъ положеiни, мина лица, глаза... уста выражаютъ молитву. Сидитъ старушка, передъ нею Библiя, подлѣ стоитъ внучка, —и старушка, и дятя, видимо, проникнуты читаннымъ... Эти и подобныя — настоящiя суть картины... Но вотъ три прiятеля, товарищи въ дѣтствѣ и юношествѣ, а теперь уже съ просѣдью... ксендзъ, военный и статскiй — сидятъ за столомъ, статскiй чтото читаетъ... самъ онъ смѣется, а другiе закатываются... это пустая картинка. А вотъ: красавица сидитъ за фортепiано, рука на клавишахъ... и цѣлуется съ учителемъ... эта страстная — грѣшная... не должна быть на глазахъ христiанъ.. То же и въ музыкѣ... все страстное и страсти возбуждающее не прекрасно, хотя и благозвучно».

 

(Собранiе писемъ Ен. Феофана. Письмо 956)   Какъ видно, корреспондентка Святителя предложила мысль (довольно популярную) о благодатномъ воздѣйствiи искусства вообще. Святитель, отвѣчая ей раздѣляетъ произведенiя искусства по ихъ воздѣйствiю на полезныя и вредныя, причемъ въ живописи онъ обращаетъ вниманiе исключительно на сюжетъ. Это не значитъ, что онъ недооцѣниваетъ формы — иначе онъ не говорилъ бы о различномъ воздѣйствiи музыки (гдѣ сюжетъ, какъ таковой, значенiя не имѣетъ), но что въ изобразительномъ искусствѣ сюжетъ можетъ играть (съ точки зрѣнiя вреда или пользы для воспрiятiя) осиовное значенiе. Такимъ образомъ, Еп. Феофанъ разсматриваетъ здѣсь только такiя произведенiя живописи, въ которыхъ форма либо гармоыируетъ съ благочестивымъ содержанiемъ, либо настолько мало существенна съ точки зрѣнiя «чистаго искусства», что, какова бы она ни была, отступаетъ на заднiй планъ, давая мѣсто воздѣйствiю сюжета. Въ послѣднемъ случаѣ, однако, такiя малозначительныя съ точки зрѣнiя искусства произведенiя не для всѣхъ могутъ быть полезны, но въ н'Ькоторыхъ случаяхъ, при особой склонности къ мечтательности и воображенiю, они могутъ развивать эту мечтателькость (несмотря на благочестивое содержанiе); и очень быстро такой мечтатель станетъ прелыцаться картинками и не благочестивыми, или же перенесетъ свою мечтательность въ область религiозную.  

 

Есть, однако, произведенiя искусства, которыя, несмотря на казалось бы благочестивый сюжетъ, врядъ ли могутъ оказывать благотворныи воздѣйствiя на христiанскiя чувства. Это тѣ произведенiя, въ которыхъ не умѣренная христiанскимъ духомъ форма довлѣетъ надъ сюжетомъ. О такихъ произведенiяхъ очень рѣзко писалъ Епископъ Игнатiй (Брянчаниновъ): «Утонченное сладосграстiе дышить изъ об­раза, въ которомъ генiальный живописецъ хотѣлъ изобра­зить неизвѣстныя ему цѣломудрiе и божественную любовь. Пророкамъ и Апостоламъ, при желанiи выразить ихъ состоянiе вдохновенiя, данъ видъ языческихъ бѣснующихся жрецовъ или актеровъ кровавой трагедiи» (Изъ писемъ).

 

Преп. Серафимъ Саровскiй молился и плакалъ передъ Иконой Божiей Матери «Умиленiе» явно т. н. «итальянскаго письма». И это можно понять; итальянское письмо далеко не всегда — такое препятствiе благочестивымъ чувствамъ, какъ объ этомъ иногда думають.

 

Зато съ трудомъ можно представить себѣ возникновенiе чувства умиленiя передъ, скажемъ, религiозными сюже­тами Врубеля или Васнецова. Послѣдняго, между прочимъ, нѣкоторые считаютъ возстановителемъ византiйскорусской канонической иконописи. Это грубая ошибка. Отъ канони­ческой иконописи мы видимъ въ живописи Васнецова лишь внѣшнiя заимствованiя. Сущность же его живописныхъ прiемовъ идетъ отъ «змѣевидныхъ линiй» западнаго стиля «Модернъ» конца 19 — начала 20 в. Извѣстный московскiй психiатръ Россолимо писалъ въ 1909 г., что ранѣе по этимъ змѣевиднымъ линiямъ на рисункахъ можно было констати­ровать душевное заболѣванiе. Теперь же это широко рас­пространенный прiемъ въ изобразительномъ искусствѣ. Результатъ этихъ западныхъ влiянiй въ живописи Васнецова таковъ, что стоитъ взглянуть, напр., на его фреску «Таинст­во Евхаристiи» во Владимiрскомъ Соборѣ въ Кiевѣ, чтобы вспомнить вышеприведенныя слова Еп. Игнатiя. Таково же и его «Крещенiе Руси» и др. религiозные сюжеты. Къ сожалѣнiю, копiи его эксцентрическихъ картинъ заполняютъ русскiе храмы и съ трудомъ преодолѣваюгся религiознымъ воспрiятiемъ. Что касается «змѣевидныхъ линiй», то передъ Первой мiровой войной была тенденцiя украсить ими храмы. Напримѣръ въ Храмѣ Св. Iоанна Крестителя на Преснѣ существуетъ недодѣланная мозаика въ этомъ стилѣ. Головы двухъ ангеловъ склонились къ подножiю Св. Креста. Все это обрамлено неправильной грушевидной линiей. Головы анге­ловъ и весь благочестивый сюжетъ становятся видными лишь при внимательномъ разсмотрѣнiи. При первомъ же взглядѣ на изображенiе мы видимъ нѣчто, похожее на го­лову свиньи, изо лба которой поднимается крестъ. Война и дальнѣйшiя событiя помѣшали украсить весь Храмъ этой непрiятной мозаикой.

 

 

О различномъ отношенiи къ искусствамъ.

 

«Здоровый желудокъ можетъ переваривать и недоброка­чественную пищу», — сказалъ одинъ изъ Св. Отцевъ, имѣя въ виду преодолѣнiе того неполезнаго, что можетъ примѣшиваться въ той или иной степени къ полезному. На практикѣ это завысить отъ индивидуальной психологiи. Приведемъ примѣръ. Епископъ Игнатiй (Брянчаниновъ) былъ надѣленъ отъ природы высокимъ эстетическимъ чувствомъ; въ молодости онъ былъ знакомъ съ Батюшковымъ и Пушкинымъ; самъ писалъ впослѣдствiи очень хорошiе религiозные стихи; писанiя же его настолько совершенны по стилю, что даютъ ему мѣсто всликаго писателя не только съ точки зрѣнiя духовнаго совершенства, но и съ точки зрѣнiя ис­кусства слова. Онъ, поэтому, остро ощущалъ объективную вредность для души прiемовъ языческаго искусства, даже если эти прiемы использовались въ благочестивыхъ цѣляхъ.

 

«Мнѣ очень не нравятся, — писалъ Еп. Игнатiй, — со­чиненiя «Ода Богъ», преложенiя Псалмовъ, все, начиная съ преложенiй Симеона Полоцкаго, преложенiя изъ Iова Ломо­носова, всѣ, всѣ поэтическiя сочиненiя, заимствованныя изъ Священнаго Писанiя и Религiи, написанныя писателями свѣтскими. Подъ именемъ свѣтскаго разумѣю не того, кто одѣтъ во фракъ, но кто водится мудрованiемъ и духомъ мiра. Всѣ эти сочиненiя написаны изъ мнѣнiя, оживлены «кровянымъ движенiемъ». А о духовныхъ предметахъ надо писать изъ «знанiя», содѣйствуемаго «духовнымъ дѣйствiемъ», т. е. дѣйствiемъ Духа... «Оду Богъ» слыхалъ я, съ восторгомъ читывалъ одинъ дюжiй баринъ послѣ обѣда, за которымъ онъ отлично накушивался и напивался. Бывало, читаетъ и слюна брызжетъ изобильно на всѣхъ и все, какъ картечь изъ крупнокалибернаго единорога... Приличное чтенiе послѣ сытаго обѣда! Вѣренъ, превеликъ восторгъ, производимый обилiемъ ростбифа и шампанскаго, помѣстившихся въ чревѣ! Ода написана отъ движенiя крови, — и мертвые занимаются украшенiемъ мертвецовъ своихъ! Не терпить душа моя смрада этихъ сочиненiй! По мнѣ ужъ лучше прочитать, съ цѣлiю литературною, «Вадима», «Кавказскаго плѣнника», «Переходъ черезъ Рейнъ». Тамъ свѣтскiе поэты говорятъ о своемъ, — и въ своемъ родѣ прекрасно, удовлетворительно. Благовѣстiе же отъ Бога да оставятъ эти мертвецы! Оно не ихъ дѣло! Не знаютъ они — какое преступленiе преоблачать духовное, искажать его, давая ему смыслъ веществен­ный! Послушались бы они велѣиiя Божiя «не воспѣвать пѣсни Господней на рѣкахъ Вавилонскихъ». Кто на рѣкахъ Вавилонскихъ, и не отступникъ отъ Бога Живаго, на нихъ тотъ будетъ плакать».

 

Но вотъ другое мнѣнiе:

 

Семенъ Ивановичъ Яновскiй, ученикъ Блаженнаго Гер­мана, Аляскинскаго Чудотворца, а впослѣдствiи Схимонахъ Сергiй, вспоминаеiтъ о слѣдующемъ случаѣ:

 

«Однажды, — пишетъ онъ, — я прочелъ о. Герману оду «Богъ» Державина. Старецъ удивился, восхитился, и просилъ прочесть ее еще разъ: я повторилъ. «Неужели это простой ученый писалъ?» спросилъ онъ. — «Да, ученый, поэтъ, — отвѣчалъ я. «Это по вдохновенiю Божiю писано», — сказалъ старецъ». (Жизнь Валаамскаго монаха Германа. СПБ 1894 г.).

 

«Возможно, — скажутъ сторонники мнѣнiя Епископа Игнатiя, — что Преподобный Германъ окаазлся подъ мало знакомымъ ему воздѣйствiемъ мощнаго искусства и не увидѣлъ за божественными образами Оды тѣхъ опасностей, о которыхъ говоритъ Преосвященный Игнатiй. Возможно и другое мнѣнiе: что Ода «Богъ» относится къ разряду тѣхъ сочиненiй, въ которыхъ сюжетъ и мысли отчасти подавляютъ воздѣйствiе прiемовъ искусства. Въ этомъ случаѣ, воспрiятiе подобныхъ произведенiй зависитъ отъ психологiи воспринимающего. Однако, очевидно неправильна та точка зрѣнiя, что всѣ безъ исключенiя произведенiя искусства, въ которыхъ есть какойлибо образъ, взятый изъ области Христiанской Религiи — уже полезны для воспитанiя благочестивыхъ чувствъ. Нѣтъ. «Ангелъ» Лермонтова («по небу полуночи ангелъ летѣлъ...») не далеко отстаетъ отъ Лермонтовскаго демона; и только преобразился въ ангела свѣтла. Его притягательная, тонкосладострастная таинственность и грусть, эти потустороннiя чары — хорошо выразилъ въ своихъ полотнахъ безумный Врубель.

С.

 

Примѣчанiя: Какъ видно, Епископъ Игнатiй былъ столь чувствителенъ къ формѣ, что скорѣе былъ готовъ допустить, какъ меньшее зло, поэзiю явно нехристiанскаго содержанiя, отмѣченную чувственностью и романтизмомъ (хотя, мнѣ ли­чно не понятно: кому и для чего Еп. Игнатiй при его строгомъ отношенiи къ искусству рекомендуетъ читать эту поэ­зiю «съ цѣлью литературною»), чѣмъ исполшованiе прiемовъ нехристiанскаго искусства для благочестивыхъ сюжетовъ.

 

Епископъ Феофанъ, наоборотъ, готовъ не обращать вниманiя на форму (если она, разумѣется не навязчива), но видитъ пользу въ самихъ благочестивыхъ сюжетахъ. Для насъ, разумѣется, идеальный варiантъ — соединенiе этихъ двухъ условiй: христiанской умѣренности въ формѣ и благочестиваго содержанiя.

 

Подъ «смысломъ вещественнымъ» Епископъ Игнатiй очевидно не подразумѣваетъ вещественныхъ образовъ, допущенныхъ аллегорически, т. к. къ таковымъ образамъ слѣдуетъ отнести, напр., и сравненiе Бога съ Царемъ, котораго воины поднимаютъ копьями на щитѣ («яко да Царя всѣхъ подымемъ, ангельскими невидимо дориносима чинми»), но подразумѣваетъ отображенiе духовнаго въ чувственной формѣ.

 

Бываетъ иногда, что и совсѣмъ далекiе отъ христiанства сюжеты по какойлибо личной ассоцiацiи вызываютъ благочестивыя чувства. Такъ. одинъ человѣкъ говорилъ мнѣ, что для него извѣстный романсъ «Гори, сiяй моя звѣзда...» явля­ется какъ бы символомъ его христiанскаго устремленiя.

 

Протопресвитеръ Армiи и Флота о. Георгiй Шавельскiй въ своихъ воспоминанiяхъ недоумѣваетъ, почему у Государя и Государыни были настолько отсталые вкусы, что они предпочитали древнюю каноническую иконопись такимъ вы­дающимся современнымъ художникамъ, какъ Васнецовъ и другiе.

 

Недоумѣнiе о. Георгiя понятно: онъ былъ любителемъ этой новой живописи и не понималъ канонической иконо­писи. Непонятно мнѣнiе тѣхъ, которые считаютъ Васнецова и нѣкоторыхъ другихъ возстановителями древняго искус­ства иконописи.

 

Что Васнецовъ! Въ наше время такимъ возстановителемъ считаютъ, напримвръ, пошлаго и бездарнаго живопис­ца Илью Глазунова, стяжавшаго всемiрную популярность тѣмъ, что онъ писалъ портреты членовъ дипломатическаго корпуса съ глазами «какъ у иконъ».

С.

 

 

 

Поиски Ноева ковчега.

 

Гора Араратъ — конусообразная гора вулканическаго происхожденiя. Высота 5700 м. надъ уровнемъ моря. Съ 4,5 км. надъ уровнемъ моря и до самой вершины гора покрыта вѣчнымъ льдомъ. Если бы корабль остановился ниже зоны вѣчныхъ льдовъ, то сгнилъ бы и погибъ безслѣдно. Если бы онъ остановился на самой вершинѣ, то послѣ потопа онъ покрылся бы мощнымъ слоемъ льда и сталъ бы недоступенъ людямъ. Промысломъ Божiимъ было такъ устроено, что онъ остановился на горномъ озерѣ на высотѣ 5000 м., гдѣ глетчеры сползають съ вершины и гдѣ ледяной покровъ значительно меньше. Въ холодные годы Ковчегъ покрыть льдами и снѣгомъ и не видѣнъ; въ жаркiе же годы лѣтомъ часть его обнажается, что, впрочемъ, бываетъ очень рѣдко.

 

Первые свѣдѣнiя о поискахъ Ноева Ковчега сообщаетъ языческiй жрецъ Веровъ въ 475 г. до Р.Х. Онъ сообщаетъ, что многiе люди его времени и раньше достигали вершины Арарата и видѣли тамъ Ноевъ Ковчегъ и приносили части­цы его какъ реликвiи.

 

Въ христiанскiя времена объ этомъ же свидѣтельствуетъ Николай Дамаскинъ.

 

Iосифъ Флавiй въ своемъ трудѣ «Древности» также пишетъ, что многiе приносили съ Арарата частицы Ковчега.

 

Объ этомъ же свидѣтельствуетъ Св. Феофанъ Антiохiйскiй въ 180 году.

 

Въ 1800 г. американецъ Клавдiусъ Ричъ опубликовалъ сообщенiе Ага Гусейна, который утверждалъ, что онъ до­брался до вершины Арарата и видѣлъ остатки Ковчега.

 

Съ 1829 г., т. е. со времени экспедицiи проф. Дерптскаго Университета Фредерика Паррота, начинаются научный экс­педицiи на Арарать. Двѣ его экспедицiи не достигли верши­ны. Но въ третью ему удалось добраться до мѣста останов­ки Ковчега, какъ это ему казалось, но удостовѣриться, что это именно такъ, онъ не могъ.

 

Въ 1840 году константинопольскiй журналъ сообщилъ объ обнаруженiи Ноева Ковчега. Турецкая экспедицiя, ко­торая была снаряжена для изслѣдованiя снѣжныхъ обваловъ на Араратѣ, обнаружила гигантскiй каркасъ изъ дерева, по­чти чернаго, торчащаго изъ ледника. Опрошенные жители ближайшихъ къ Арарату поселенiй отвѣтили, что они знали о сущеОгвованiи этого сооруженiя, но они не смѣли къ нему приблизиться, т. к. видѣли тамъ какогото грознаго духа въ верхнемъ окнѣ. Турки, несмотря на большiя трудности, приблизились къ Ковчегу. Онъ былъ въ хорошемъ состоянiи. Только бока пострадали. Одинъ изъ членовъ экспеди­цiи констатировалъ, что борта Ковчега были сдѣланы изъ дерева, о которомъ говорить Писанiе и которое, какъ каж­дый знаетъ, нигдѣ не рзстегъ, кромѣ какъ въ долинѣ рѣки Евфрата. Проникнувъ внутрь Ковчега, члены экспедицiи кон­статировали, что онъ былъ устроенъ для перевозки скота. Внутренность была раздѣлена на отдѣленiя высотой 15 футовъ. Турки могли войти только въ три изъ этихъ отдѣленiй, а другiя были заполнены льдомъ. Ковчегъ имѣлъ 300 «куде» длины (турецкая мѣра).

 

Въ 1893 г. архидiаконъ Несторiанской Церкви Нурри объявилъ офицiально, что «передняя и задняя части кораб­ля достижимы, а средняя часть остается подо льдомъ». Ков­чегъ сдѣланъ изъ толстыхъ досокъ темнокоричневаго цвѣта. Обмѣривъ Ковчегъ, Нурри нашелъ точное подтвержденiе описанiя его въ Библiи. Было создано Общество по финансированiю второй экспедицiи Нурри съ условiемъ, что Ков­чегъ будетъ доставленъ на Чикагскую Выставку. Затѣя, однако, провалилась изъза запрещенiя Турецкаго Правитель­ства на вывозъ Ковчега изъ страны.

 

Въ августѣ 1916 г. русскiй авiаторъ Владимiръ Росковицкiй, изслѣдовавшiй турецкую границу, оказался надъ Араратомъ и наблюдалъ въ восточной части покрытой снѣгомъ вершины, замерзшее озеро. На краю этого озера быль каркасъ гигантскаго корабля. Часть корабля была погру­жена въ ледъ, а бока были открыты. Часть ихъ была про­дырявлена. Была видна одна изъ створокъ двери. Когда Росковицкiй объявилъ своему начальству относительно это­го открытiя, они захотѣли точнаго подтвержденiя. Послѣ нѣсколькихъ вылетовъ надъ горою они со своей стороны убѣдились въ присутствiи указаннаго объекта и сдѣлали докладъ въ Москву и Петроградъ. Императоръ Николай 2й приказалъ отправить экспедицiю. Экспедицiя обмѣрила и сфотографировала Ковчегъ и собрала образцы. Все это бы­ло отправлено въ Петроградъ. Къ большому несчастiю, весь ансамбль этихъ безцѣниыхъ документовъ, повидимому, погибъ во время русской революцiи.

 

Дѣло Росковицкаго имѣло откликъ во время Второй мiровой войны. Начальникъ совѣтской службы охраны майоръ Джаспаръ Маскалинъ разсказываетъ, что одинъ изъ его людей полюбопытствовалъ пролетѣть надъ Араратомъ, что­бы посмотрѣть, — было ли чтонибудь похожее на правду изъ сообщеннаго Росковицкимъ. Совѣтскiй летчикъ также замѣтилъ сооруженiе, частично погруженное въ ледяное озе­ро. Все это не помѣшало совѣтскимъ ученымъ опредѣлить исторiю Ноева Ковчега, какъ мифъ, который ничего общаго съ наукой не имѣетъ.

 

6го iюля 1955 г. альпинистъ Фернандъ Наварра со своимъ 15лътнимъ сыномъ Габрiелемъ нашелъ Ноевъ Ковчегъ и сдѣлалъ это открытiе достоянiемъ всего мiра. На подго­товку экспедицiи Наварра потратилъ 17 лѣтъ. Затрудняли условiя нахожденiя Арарата на стыкѣ трехъ границъ: СССР, Ирана и Турцiи и заключенного договора о запрещенiи под­ниматься на Араратъ. Всѣ свои три экспедицiи Наварра совершилъ тайно, пробираясь черезъ опасную зону ночью. Третья, успѣшная экспедицiя проходила такъ: достигнувъ ночью границы оледенѣнiя, по указанiю своего друга армя­нина, Наварра устроилъ лагерь, чтобы утромъ отправиться на штурмъ неприступныхъ скалъ, сплошь покрытыхъ льдомъ.

 

Ночью разразилась страшная буря съ большимъ морозомъ и Ф. Наварра съ Габрiелемъ едва не замерзли, будучи зане­сены въ укрытiи большимъ слоемъ снѣга, при температурѣ въ тридцать градусовъ мороза. На утро, съ Божiей помощью, какъ онъ пищетъ, онъ отправился къ мѣсту, которое онъ видѣлъ издали въ одну изъ первыхъ своихъ экспедицiй. Время было неблагопрiятное — все было покрыто льдомъ и зане­сено снѣгомъ. И вес же ему удалось найти заповѣдное мѣсто и съ большимъ трудомъ и рискомъ вырубить изъ льда кусокъ шпангоута изъ дуба, длиной въ 1 м. и толщиной въ 8 дюймовъ. Досокъ обшивки на этомъ мѣстѣ не было. На обратномъ пути Наварра былъ обстрѣлянъ и арестованъ по­граничниками, но благополучно отпущенъ со всѣми фото­пленками и кускомъ шпангоута. Таковы были условiя этой героической экспедицiй.

 

Въ лабораторiяхъ въ Каирѣ и Мадридѣ были произве­дены анализы радiоактивнымъ методомъ привезеннаго куска дерева, которые показали: что этому дереву 5000 лѣтъ.

 

Книга Ф. Наварра, изданная на французскомъ языкѣ, иллюстрирована фотоснимками вырубливанiя шпангоута, мѣстности, на которой подо льдомъ находился Ковчегъ, фо­тоснимками лабораторныхъ свидътельствъ, чертежами, пла­нами и т. д.

 

Изъ книги прот. Стефана Ляшевскато «Опыта согласованiя современныхъ научныхъ данныхъ съ Библейскимъ повiствованiемъ въ свiтi новiшпшхъ раокопокъ и изслiдованiй» (переводъ съ сербскаю).

 

1 До того времени у государства не быю никакого виднмаго повода преслiдовать Церковь и поэтому, эти преслiдованiя (напр., процессъ Митрополита Бевiанина) выглядит въ тлааахъ мiра именно твнъ чiмъ они являлись: пресiiдованiемъ христiавства.

2    Дискриминация,   которую   въ   наше   время   осуществмегь   Московская Патрiарiiя въ оiношевiи христiанъ изъ евреевъ.

В начало

Наверх

Copyright by Orthodox Observer

Сайт управляется системой uCoz